Дмитрий Быков - Остромов, или Ученик чародея

Товарищ Осипов кивнул.

— Я давно не был в городе, жил на юге, — прочувствованно сказал Остромов, — и лишен был удовольствия видеть товарища Комарова. Отношение его было выше всякой похвалы. Вы не знаете, где он теперь?

— Он секретарь сейчас этого, губисполкома, — сдержанно сказал Осипов, не вполне еще понимая, как себя вести.

— Если случится встретиться, передайте мою душевную благодарность, — поклонился Остромов, прижимая руку к груди. — Он так тогда и сказал — вижу его перед собой очень ясно: раз вы не против нас, сказал он, то и живите. И вот так махнул. И обысков у нас больше не было, он дал как бы охранную грамоту, позволившую сохранить реликвии и самое братство…

— Чем же, однако, я могу… — начал товарищ Осипов, все еще не понимая. Начиналось труднейшее: подвести его к мысли, не уронив себя.

— Предложение мое простое, — сказал он деловито. — В Ленинграде теперь много людей бывшего сословия. Эти люди готовы признать советскую власть, но быстрая их перековка невозможна. Они на другое рассчитаны, под другое, как говорится, заточены. С ними работа не ведется, и у них могут возникнуть настроения. — Он подчеркнул последнее слово и поднял брови. — Мы предлагаем для них легальную форму организации с непременным информированием вас обо всем. От вас же мы просим одного: разрешения и впредь философствовать, чтобы не утратить уже открытых братством весьма важных закономерностей. Вы можете, к примеру, присылать на наши занятия своего инструктора. Вообще способы контроля многообразны. Я обязуюсь в любой день — ну, скажем, раз в месяц, в первый вторник, называемый у нас честным вторником, хотя как вам будет угодно, — давать вам полный отчет о настроениях, взглядах, планах. Вы лучше меня знаете, — надо было все время подчеркивать, что товарищ Осипов во многих отношениях лучше, — сколь трудно контролировать людей интеллигентных, как они скрытны, и как им сейчас — о да, их можно понять. И я не удивлюсь, — он вновь поднял брови, — я не удивлюсь, если эта среда вдруг породит… словом, лучше знать заранее. Масонство, мне кажется, есть та самая форма, которая позволяет действовать организованно и притом у вас на глазах. Ведь согласитесь, они не пойдут, да их и не пустят, в собственно партию. А куда-то идти им надо?

И он проткнул Осипова волевым, стальным взором, который отработал не вчера: переход от уговоров к этой повелительности действовал неотразимо. Осипов против воли кивнул.

— Я предлагаю лишь, чтобы они шли к нам, — закончил Остромов. — И чтобы посредниками между ними и вами были мы как ближайшая к вам форма умственного союза. Что скажете?

Осипов покусал вставочку. Он начинал понимать.

— И что вам конкретно нужно? — спросил он. Это был уже деловой разговор. Тут важно было не перепросить, то есть запросить умеренно, чтобы предложили еще.

— Для начала, — осторожно, как бы соображая на ходу, сказал Остромов, — никаких специальных просьб, кроме нескольких «не». Не запрещать собрания, не отнимать реликвии, не присылать на каждое заседание нового агента, — один, как вы понимаете, может присутствовать постоянно, если вы не удовлетворитесь моими докладами и честным словом. — Он слегка поклонился. — Поймите, я не преследую целей материальных. Я хочу лишь, чтобы Великая ложа после так называемого Гранд Силанум, который мы приняли в девятнадцатом году, продолжала заседать для дальнейшего усовершенствования. Душа — или, если хотите, знание — так же портится в бездействии, как тело без гимнастики. Разрешите нас — и мы приведем к вам всех, а знакомства мои, будьте покойны, довольно обширны…

Он прямо взглянул на Осипова. Тот несколько заметался.

— Как вы понимаете, гражданин Кирпичников…

— Остромов, — ласково сказал Остромов, — под этим именем я известен давно. Прежняя фамилия — не более чем оболочка.

— Я, гражданин Остромов, сам таких решений принимать не могу, — сказал Осипов, смущаясь. — Это надо согласовывать. Сами видите, дело нешуточное. Вот вы говорите, великая ложа. А по-нашему это будет статьи сорок третья, пятьдесят седьмая, и шестидесятая, то есть контрреволюционная организация с участием заграницы и с привлечением ранее состоявших.

— Я удивляюсь! — воскликнул Остромов. — Все будет производиться на ваших глазах, при полном контроле и без какой-либо организации! Бог с вами, какая организация? Собрались люди, поговорили. Исключительно о философии и реже об истории. Неужели сейчас, когда Советский Союз прочно становится на ноги, опасности больше, чем в девятнадцатом? Согласитесь, товарищ Осипов, это абсурд.