Анита Мейсон - Ангел Рейха

Оставаться в стороне от происходящего было не положено. На самом деле – невозможно. Меня мороз подирал по коже, когда я это видела. Единство нации свято. Вы должны принадлежать к обществу.

Некоторые четко обозначенные группы к нему не принадлежали. В первую очередь евреи.

В обществе царило единообразие, царило единодушие. Все газеты писали одно и то же одними и теми же словами. В набор означенных слов обязательно входили «честь», «общность», «кровь» и «родная земля». С исступлением, мне непонятным, говорилось о необходимости поднимать сельское хозяйство.

Ум не ценился. Значение имели только чувства и инстинкты. Казалось, если ты немец, ты являешься носителем заведомо здоровых инстинктов. Наука и искусство пересматривались в свете нового критерия: отвечает ли это духу германской нации?

«Наверное, они шутят!» – думала я.

Но они не шутили. У этой игры была одна особенность. Как только вы начинали в нее играть, она переставала быть игрой, поскольку вы уже не могли из нее выйти. Не только потому, что за вами следило великое множество глаз, но и потому, что во многих отношениях она была увлекательной. Музыка и знамена, разного рода увеселительные мероприятия – все это забавляло и занимало. Вы всегда находили себе дело, всегда находили, куда пойти и на что посмотреть. Чувство принадлежности к некой общности внушало уверенность и давало ответ на вопрос, кто ты есть.

Кроме того, теперь появились рабочие места. Дымили фабрики и заводы, строились новые дороги и здания, повсюду кипела бурная деятельность. И повсюду царило возбуждение. Игра казалась замечательным приключением.

Всеобщее радостное оживление действовало на меня не меньше, чем на других. Но в то же время я понимала, что здесь что-то не так. Сколько же можно ребячиться?

Происходящее сбивало меня с толку. Через неделю-другую я перестала видеть все отчетливо. Иногда мне казалось, что мое зрение постепенно становится избирательным, отсеивает часть информации.

Осознав это, я почувствовала одновременно тревогу и облегчение.

Через две недели после возвращения из Южной Америки я получила письмо. В глубоком унынии я отбирала вещи, которые намеревалась взять с собой в Берлин. Я уже призналась отцу, что не занималась во время академического отпуска, и теперь он держался со мной холодно.

На столе в гостиной лежал длинный серый конверт с моим именем. С дармштадтской маркой. При виде него я испытала прилив безумной надежды, которую мгновенно подавила усилием воли. Наверное, это письмо с выражениями благодарности или что-нибудь в таком роде.

Оно было от директора института. Он предлагал мне работу, связанную с проведением полетов для научных исследований.

Я чуть не умерла от радости. Я так долго ждала этого.

Потом я овладела собой и ворвалась в кухню, где мама проводила инвентаризацию банок с консервированными фруктами. Она в полном замешательстве взглянула на письмо, потом на мое сияющее лицо и, – поняв наконец, о чем я говорю, – спросила:

– Но, liebchen, ты имеешь в виду, что не хочешь быть врачом?

Мгновение спустя она выразила мысль, которая тревожила нас обеих.

– Я не знаю, что скажет твой отец.

– Кажется, я не вполне понимаю, о чем ты говоришь, – сказал он. – Ты имеешь в виду, что хочешь бросить медицину?

Свет бил мне в глаза, и мне приходилось щуриться.

– Да, отец. Мне предложили работу.

Я сама понимала, как это звучит. Как жалко и неубедительно.

– И одного этого достаточно, – с презрением спросил он, – чтобы ты отказалась от профессии медика?

– Это не просто работа, отец.

– По-видимому, учеба показалась тебе более трудным делом, чем ты предполагала, – сказал он. – Требует слишком больших усилий, да?

Я оставила высказывание без ответа.

– Конечно, нужно многое учить, – сказал он. – И многому учиться. Анатомия. Строение скелета. Мышцы. Нервная система. Я помню, какие кучи книг мне приходилось таскать с собой. Бессчетные часы, проведенные в анатомическом театре. Но я никак не предполагал, что ты так легко признаешь свое поражение.

Он смерил меня взглядом и презрительно фыркнул.

– Что ж, похоже, я ошибался.

Я не сводила глаз с маленькой гравюры на стене, которая мне всегда нравилась. Всадник, пробирающийся сквозь густой лес. В детстве я всегда переживала, что он так никогда и не выберется из этого темного леса.

– Ты меня разочаровала, – сказал отец. – Я знаю, что ты в силах найти применение своим способностям. У тебя хорошая голова. Лучше, чем у Петера. И хотя многие полагают, что женщинам не дано заниматься профессиональной деятельностью, я держусь иного мнения. Я всегда считал, что женщины не уступают в способностях мужчинам, ну, с учетом природных различий. А медицина представляет собой широчайшее поле деятельности. Ты нашла бы там много интересного для себя. В области психологии, например, явно требуются специалисты женщины. Сейчас психология не в почете, но это скоро пройдет. Многие находят в практике обычного терапевта величайшее счастье. И несомненно она приносит пользу людям.