Леонард Ташнет: Клознеры

— Платье премилое. Правда, немного простовато на мой вкус, зато жакет восхитительный! Какая замысловатая вышивка! Можно подумать, что ручной работы. Какие прекрасные вышивальные машины в наше время!

— Это ручная работа, — сказала Эстелль, и губы ее чуть-чуть дрогнули. — Я купила его в «Ла Луис».

Мира зажала рот рукой.

— Вот так промах!

Эта хитрость так не вязалась с выражением ее лица, что все мы, даже Эстелль, рассмеялись. Мира пожала плечами.

— Извините меня, дорогая. Но я никогда ничего не покупаю в маленьких магазинах, — поэтому и не знаю, что там есть.

Мира подвела меня к бару и предложила выбрать что-нибудь из напитков. Пока я готовил всем коктейли, она под одобрительный шепот женщин (включая Эстелль), объясняла, насколько удобней пользоваться большими универмагами, где ты не обязан покупать платье только потому, что с тобой занималась продавщица.

— И потом, если передумаешь, всегда можешь вернуть покупку, и никаких огорчений.

Дискуссию (или, вернее, подробное исследование) на тему о платьях прервало появление хозяина дома с ведерком, полным кубиков льда. Как ни крупна была Мира, Герман Клознер был еще крупнее. Лысый круглолицый здоровяк, широкий в плечах и поясе, он возвышался над нами, как Гулливер над лилипутами. У него было крепкое рукопожатие и низкий грудной смех. Мистер Клознер не столь явно подчеркивал свое превосходство над всеми окружающими, как его жена, но тоже был хорош в своем роде. Он с решительным видом попробовал наш мартини, скривился и сказал, что мартини так себе. И взамен смешал новый. И он действительно оказался лучше, чем мой.

За исключением эпизода с Эстелль, вечер прошел приятно. Мира угощала нас картофельной соломкой и солеными крендельками, нарезанным кубиками сыром и целым блюдом крохотных кусочков сельди, а под конец принесла огромный поднос с пирожками.

— Домашние! — провозгласила она.

Пирожки были — объедение! Мира пообещала дать Эстелль рецепт.

Герман и Мира поразили меня широтой своих интересов и тем искусством, с которым они управляли беседой. И пусть беседа не была блестящей, уровень ее был выше общепринятого в нашем пригороде. Мы обсудили воздействие технического прогресса на современное искусство. Мы посмеялись над тем, что театры преподносят нудизм как некое новшество. Мы спорили об «Уловке 22»[Роман американского писателя Джозефа Хеллера о второй мировой войне.].

Вскоре выяснилось, кто по профессии гости и хозяин дома. Мистер и миссис Антониус оказались агентами по продаже недвижимости, мисс Гордон — учительницей в старших классах, доктор Ливитт работал в администрации штата (правда, я не понял, в качестве кого), а у Германа Клознера была фабрика плащей в Куинсе[Район Нью-Йорка.]. У одного меня оказалась экзотическая профессия — я заключал торговые сделки за границей для фирмы ножевых изделий. Герман тут же мною заинтересовался. Стал задавать умные вопросы о моей работе и не скрывая завидовал моим частым поездкам в Европу.

Во время позднего ужина (совсем не такого, как представляла себе Эстелль, — только красная рыба, бублики, сливочный сыр и приторный торт) разговор зашел о нашем коммунальном бассейне. Относительно него у Германа были определенные предложения.

— Ради чего мы все переехали в пригород? Главным образом ради наших детей. Так ведь? Бассейн прекрасный, но как там все организовано? Да, новичков обучают. Но стоит им сдать зачет, и они уже предоставлены сами себе. Нужно организовать классы и разделить всех не только по возрасту, но и по мастерству, чтобы те, кто плавает «по-собачьи», постепенно доросли до баттерфляя. И тренеры тогда перестанут слоняться без дела и демонстрировать девочкам свои мускулы. Разумеется, им придется платить больше, но для каждого из нас расход будет невелик.

— А почему платить должны все? — спросил я. — Почему не только те, кто хочет заниматься в этих классах? Я, например, доволен и своими занятиями в бассейне, и тем, как я плаваю.

— Это нужно для детей, — ответил Герман. — Таким образом мы возрождаем дух соревнования.

Заметив мой недоуменный взгляд, он спросил:

— Вы не согласны? У вас собственное мнение? Приведу пример. В летних лагерях для детей, как известно, ребята могут заниматься верховой ездой, но за дополнительную плату. Что же получается? Те, кто не берет уроков верховой езды, попадают как бы в низшую категорию. А если б эти уроки были необязательны, ну, как стрельба из лука или хор — кто хочет, тот занимается, кто не хочет — нет, тогда исчезло бы социальное различие, осталась бы только личная заинтересованность.