Николай Климонтович - Мы, значит, армяне, а вы на гобое

Стало тихо.

Впрочем, случился один предновогодний скандал — точнее так, скандальчик: у супругов Птицыных из ящика комода пропала тысяча рублей. Птицына приходила к Анне, когда та появлялась в Коттедже — Анна, к слову, как почувствовала, что Елена исчезла, решила, что роман у ее муженька кончился, — и в преддверии новогодних бдений как-то помягчела: быть может, увидела скучноватую одинокую изнанку яркой и солнечной жизни свободной женщины сорока с лишним лет на иномарк е, которой подчас некуда надеть свои многие бриллианты и не с кем встретить главный в году домашний праздник: все с мужьями, с женихами, с женами, — разве что с подругой-бобылкой Ларисой, знакомой еще по Госплану. Но и к той после полуночи придет давний приятель — жена у него почти парализованная, чокнется с ней, поправит подушку, подоткнет одеяло, подарит шоколодного Деда Мороза — и к Лариске. Не с родителями же встречать…

Птицына по части сыска и следствия, конечно же, могла заткнуть своего милиционера глубоко за пояс. Она обсуждала с Анной — кто мог позариться на деньги, отложенные на Новый год. Прежде всего предстояло вспомнить, кто бывал в доме за те три дня, что протекли между закладкой заначки под белье мадам Птицыной и обнаружением пропажи. Заходила по-соседски агроном Валька, пили кофе на кухне, по чуть-чуть кагора, так, по стаканчику; но Валька наверх не поднималась, это точно. Была в выходные Танька со своим бойфрендом , как она его называла, — кургузым, на голову ее ниже, пареньком пэтэушной наружности и с походкой сантехника, у которого слишком много вызовов. Танька с ним не жила, еще девочка, была отчего-то уверена мамаша, просто помогала однокласснику избавиться от наркотической зависимости — тот теперь курил травку, а до двенадцати нюхал клей. Наконец, в спальне всякую ночь спал милиционер Птицын — и это все постояльцы. Птицын на строгий вопрос жены отвечал: ты, мать, чего, чего ты, Хель, совсем… И ему можно было верить: он никогда без спроса не брал из дома денег, правда и своих не давал, оставлял на кармане. К тому же, какой ему резон — пить на Новый год на эти деньги ему же и предстояло. Оставался Танькин френд бой , как выражалась Птицына, — впрочем, он ночевал внизу, а Танька наверху, в своей комнате, но он к ней заходил и утром, и днем, о чем-то шептались. «Но как он догадался, где я спрятала? — недоумевала Птицына. — Он же совсем тупой. Как… как шляпка от гвоздя…»

Ну да, не сразу сообразила Анна — очень уж неожиданным было сравнение, — сам-то гвоздь острый, а шляпка действительно тупая. И сказала:

— А не могла Татьяна взять?

— Да что ты! — ошарашенно посмотрела Птицына. — Или ты думаешь…

И, поскольку Анна была матерью взрослой дочери, она ответила уверенно:

— Ну, во-первых, она, конечно же, с ним подживает. И скорее всего для него-то и взяла — на анашу. — И проявила неожиданную осведомленность: — Сейчас один косяк знаешь сколько стоит!.. Да и вряд ли он только травкой балуется… Его, дубину, никакая травка не возьмет.

— А чем еще-то? — спросила Птицына не без страха.

— Ну, чем? Героином колется, должно быть. Герычем, как они говорят.

— А может, этим — экстазным?

— Экстази — это так, для дискотеки, баловство для девочек…

— Но шприцы-то заразные. На них СПИД, — с ужасом прошептала Птицына.

— Ну они нынче ученые, используют одноразовые.

Птицына смотрела на Анну, но не видела, считала в уме.

— Знаешь, а ведь она просила у меня. Недавно. Чтоб с девчонками в кафе… Я не дала, конечно, не2чего… Ах, она у меня! — рванулась было Птицына. Но осела. — Я ей покажу экстазы, нет, эта замуляка у нас не проскочит, это у нас не прокатит, — прошептала.

В результате этого разговора родился семейный вердикт: никаких френдов и боев, никаких новых годов у подружки, в первых же числах января — к гинекологу, потом к репетитору, нет — к двум, она же в математике ни бум-бум, будет поступать в Академию экономики к Шохину: как все…

Ближе к празднику Коттедж стал оживать.

Под самый Новый год, днем тридцатого, опять разразилась оттепель, и вся округа набрякла и потекла. Гобоист поздно проснулся и вышел на балкон — воздух был тепл и сыр, пахло оттаивающими смолистыми стволами сосен. Внизу он обнаружил смутно знакомую фигуру. Невысокий рыжеватый человек — был он без шапки, в одном свитере — все заглядывал в его подвал, куда вели крутые ступеньки сбоку крыльца. И Гобоист вспомнил: это же Гамлет, друг Артуровой сестры, а может, уже и муж, был на юбилее Каренчика. Он поздоровался.