Я уныло молчал. Жена задала следующий вопрос:
— Супруги уважают друг друга за ответственность и сверхзадачу. Ты — человек ответственный. Но какая у тебя сверхзадача?
Я не знал, что ответить. Вдруг обнаружилось, что моя роль в семье сводится к банальной формуле: "Не пью, не курю, приношу домой зарплату". Конечно, я делаю еще кое-что, до сих пор жена не упрекала меня в безделье. Но какой же мелкой суетой предстала мне в эту минуту моя деятельность.
"Она права, давно прирос к дивану. Какая уж тут сверхзадача…"
— Тебя почти не в чем упрекнуть, — сказала жена, — разве что в одном — твоя душа дремлет. Я же ни на минуту не могу позволить себе подобной роскоши.
Я вдруг понял, что почти не знаком с ее душевным миром. Привычная чистота в доме, горячий обед к моему приходу, всегдашняя благожелательная улыбка, внимательный взгляд — все это не просто так, не по привычке. В ней кипит невидимая работа, создающая в доме атмосферу уюта и душевного покоя. И, пребывая в этом покое, я не подозреваю об ее постоянном напряжении.
Невеселые мои мысли прервал тихий голос жены:
— В общечеловеческом масштабе неважно, какие отношения складываются у супругов. Развод всегда ужасен, но его можно пережить. Мне же хочется сделать из тебя человека для мира, для людей. Важно, чтобы ты умер с мыслью, что сумел справиться в себе с тем, что мешает другим жить.
В эту ночь я снова долго не мог уснуть.
Ноябрь, 199З г.
Сегодня утром мы с женой долго размышляли о том, имеет ли человек право активно вмешиваться в чужую жизнь.
Я всегда полагал, что, отстаивая "истину", делать это не безнравственно. Жизнь есть жизнь. Близкие люди совершают ошибки в таком важном деле, как воспитание детей. Со стороны хорошо видны последствия этих ошибок. Один ребенок растет эгоистом, другой тираном, третий приспособленцем… Какими же они станут? Как будут растить своих детей? Казалось бы, как ни вмешаться вовремя, ни дать добрый совет? Человек не может спокойно наблюдать, как тонет ребенок, бросается на помощь. Однако известно, как болезненно принимаются людьми эти "добрые" советы. Советчики с их искренностью и логикой обычно становятся врагами. Почему? Я объяснял это просто: люди далеко не всегда умеют заглядывать в будущее, а потому им нужно помогать. И с еще большей энергией лез в бой, вбивая свою "проповедь" силком.
"Ничего, — думал я, — не понимают сейчас, поймут позже".
Надо сказать, что все свои нравоучительные опусы я читал жене. Она одобряла их искренность, но всегда противилась отправке адресатам.
— Это только твоя правда, — говорила она, — у других иная.
— Как же? — возмущался я. — Правда всегда одна. Правда — это же истина! Есть же опыт человечества.
— Конечно, я понимаю, ты желаешь людям добра. Что же, если не можешь не посылать, отправляй… Но все же…
Этого "все же" я не понимал и свои "проповеди заблудшим" отправлял.
Иногда с адресатом возникала полемика, но чаще дело кончалось взаимной неприязнью. Я же, считая свое дело правым, упорно долбил "заблуждающихся" своими моралите.
И вот наш сегодняшний разговор… Вряд ли я смогу передать его в подробностях, но сохранить главное постараюсь.
— Каждый человек, тем более, каждая семья, варит свою "кашу", — начала жена, — у одного она, к примеру, гречневая, у другого овсяная. Мне может не нравиться каша другого, но, если я попытаюсь влить свою в его котелок, получится нечто несъедобное. Каждая семья варит, как умеет. Их "каша" имеет привычный, а значит, оптимальный для них, вкус. Им другой не надо. Вот если своя им осточертеет, и они потянутся к твоей, накорми, научи, это пойдет на пользу. А насильно ничего не получится.
— Но как же так? А если, например, вместе с Богом ребенку внушается мракобесие?
— Значит, такой у них Бог, такая "каша". У меня, например, тоже свой Бог. И он мне очень помогает жить.
— Да? Это новость. Мы живем столько лет, а я этого не знал. Я, например, совершенно неверующий человек. Бог мне не нужен.
— Разве? Я в этом не уверена.
— В чем же твой Бог? Какой он?
— Он похож на светлый шар. В этом шаре поле, в поле растут разные цветы. Я стараюсь поливать цветы так, чтобы каждый не мешал росту другого.
— Что же это за цветы?
— Это люди. Каждый из них по-своему красив, по-своему индивидуален.
— Понимаю. Ты их поливаешь добротой.
— Не знаю, но этот шар всегда со мной. Я стараюсь не прокалывать его оболочку осуждением или злобой. Тогда в шар входит чужеродная атмосфера, и цветы начинают чахнуть.
Читать дальше