Майкл Ондатже - В шкуре льва

Позже он по неделе следил за каждым из них, чтобы понять, как они работают. Одни входили в дом и через три часа выходили с мелкими предметами, умещавшимися в боковом кармане. Другие за полчаса выносили все, что можно было вынести.

И вот в ходе своего первого грабежа Караваджо, разбираясь в финансовых делах грибного хозяйства, наткнулся на деньги в кассе. Никогда не воруй там, где ты спишь. Он предпринял все это расследование от скуки. Ему нужны были книги и мясо. Если ему придется здесь остаться на несколько дней, хорошо бы иметь при себе курятину и что-нибудь почитать. Караваджо зажег лампочку на шлеме и вошел в грибной дортуар, который выбрал для себя раньше. По всей длине помещения на разных уровнях тянулись стеллажи. На стеллажах стояли контейнеры с навозом и землей, в которых росли молодые грибы.

Теперь он оказался в темнице вместе с миллионами из них. Он уютно устроился за низким стеллажом в дальнем конце помещения, рисунок Джеффри был при нем. Погасив лампочку на шлеме, Караваджо вдохнул густой грибной дух. Он не спал полтора дня, впервые усыпил хлороформом собаку, выпрыгнул из окна, гонялся за курицей…

Что-то легко коснулось его лица. Не открывая глаз, он отодвинулся назад. Он уже просыпался от отблесков света наверху, когда неясные фигуры склонялись над стеллажами, собирая грибы. Грибы находились на разных стадиях созревания, их разделяло несколько недель, поэтому какая-то из секций всегда годилась для сбора. Он вновь погружался в сон под шелест трущихся о стеллажи комбинезонов. Теперь же прикосновение ткани к лицу испугало его. Справа от него на одной ноге неуверенно стояла женщина и, опершись на оштукатуренную стену, надевала туфлю. Женщина была в комбинации, ее шлем со включенным фонарем покачивался на верхней полке, чтобы она могла видеть, что делает. Параллельно ее белым очертаниям двигалась темная тень.

Караваджо замер. Иссиня-черные волосы, худое лицо, она потянулась, чтобы снять блузку с крючка, теперь, надев обе туфли, она твердо стояла на ногах.

— Шшш…

Бросив строгий взгляд в темноту, она взяла шлем, направив луч света на полки.

— Анджелика? Это ты? — окликнула она.

Держа шлем в руке, она натянула юбку, немного постояла, потом надела шлем, застегнула пуговицы и принялась тихонько напевать. Надо было привлечь ее внимание, но так, чтобы она не испугалась. Он начал ей подпевать. Быстро направив луч света туда, где он лежал, она лягнула его в лицо. Он взвыл от боли, но тут же рассмеялся.

— Пожалуйста, завтра принеси мне что-нибудь поесть.

— Perchè?

— Я вор. Я сломал лодыжку.

Она наклонилась и протянула руку.

— Tartufi? Что ты воруешь, грибы?

Она дотронулась до его ноги, нащупала перевязанную лодыжку и поверила всему, поняв по его смеху, что он мягкий человек.

— Я сломал ее в миле или двух отсюда. Я очень голоден. Пожалуйста, принеси мне завтра курятины.

Он совсем не видел ее лица, только подол юбки у коленей, куда падал свет. Он мог судить о ней только по голосу, уверенному, смеющемуся вместе с ним.

— Come si chiama?

— Джанетта.

— А меня Караваджо.

— Вор.

— Sicuro.

— Я принесу тебе завтра поесть. И Библию.

— Покажи мне свое лицо.

— Basta! Ha visto abbastanza.

Она похлопала его по ноге.

— Тебе нужно что-нибудь еще?

— Узнай, что мне делать с лодыжкой.

Снова стало темно, и он затосковал по свету.

Тонкий луч ее нашлемного фонаря, изящный торс, когда она тянулась за блузкой, — ее тень накрыла его память, и ему пришлось начать эту сцену с начала, крошечный фрагмент фильма, семь-восемь секунд, пока она не выключила лампу и не исчезла в темноте. Он повторял этот эпизод вновь и вновь, а потом вернулся к ее голосу. Странно, что больше всего на свете ему хотелось курятины. Очевидно, в памяти застряла неудачная охота во дворе через дорогу.

Она пришла на следующее утро и попросила его отвернуться, пока она переоденется. Она объяснила ему, что у каждой работницы есть свое помещение или угол, где она надевает и снимает комбинезон. Потом, развернув кусок ткани, она дала ему поесть. Курица, салат, молоко и банановый пирог. Это был худший банановый пирог в его жизни.

— Devo partire. Ritomerò.

Днем Джанетта и еще три работницы пришли на него взглянуть. Последовали ожидаемые шутки, но после долгого одиночества он был рад компании. Когда они ушли, громко переговариваясь, она поднесла палец к его губам. Потом вынула бинты и перевязала ему лодыжку.

— Cosi va meglio.