Анатолий Курчаткин - Минус 273 градуса по Цельсию

К. медленными движениями сложил жевано-мятый, словно подготовленный за неимением туалетной бумаги к употреблению в клозетном одиночестве, полноформатный лист с фигурой песочных часов пополам, еще пополам и опустил на стол. Он ничего не испытывал, никаких чувств – ни страха, ни паники, ни отчаяния. Ни единой мысли не было в голове. Минус 273 градуса превратили его в каменный кусок льда. Каменный и невообразимо хрупкий. Толкни его кто сейчас – так, чтобы упал, он бы, упав, разлетелся на тысячи мелких кусков. Это письмо, без сомнения, было ответом на его вчерашнее посещение особняка под сенью подстриженных дерев, и с чем же он должен был прийти к ним, к чему он был не готов?

Вместе с тем никого рядом с ним, кто бы мог толкнуть его, чтобы он упал и раскокался на куски, не было, и, просидев так то ли пять минут, то ли десять, то ли час (К. потерял представление о времени), он неожиданно для самого себя поднялся, собрал со стола все свои бумаги и двинулся к выходу. Дойдя до двери, он развернулся, прошел обратно к столу, положил на него бумаги, нашел среди них свернутый вчетверо жеваный лист послания, отправил его в потаенную тесноту внутреннего кармана пиджака и лишь после этого снова направился к двери. Знатно было бы, если бы вместе с ведомостью и листами билетов он сдал на кафедру и этот компромат на себя…

В залитой по-обычному обильным юго-восточным солнцем жаркой комнате кафедры было неожиданное столпотворение. Почти вся кафедра находилась здесь – те даже, кому незачем появляться сегодня, – и за своим столом в красном углу восседал сам завкафедрой.

– Ого! – невольно вырвалось у К. – Что случилось? Или у нас нынче заседание?

К нему обернулась вся комната. И все, словно вопрос, который он задал, был неприличен, глядели на него, не отвечая, и похоже было – не ответят: доходи собственным умом, в чем причина такого сбора. Из-за меня? – невольно и с неизбежностью, вмиг ощутив пудовую тяжесть послания с песочными часами в кармане, подумал К.

– Нет, что случилось? – заставил себя повторно спросить К. Он не был намерен, как тот вор, пока причина такой встречи оставалась неясной, палить свою шапку.

Завкафедрой за своим столом, со сцепленными перед собой замком руками, обвел собравшийся в комнате подведомственный ему коллектив медленным тяжелым взглядом.

– Что ж такое? – произнес он, не обращаясь ни к кому в отдельности – ко всем сразу. – Наш коллега в неведении: принимал экзамены. Надо, чтобы он знал.

Брать на себя роль вестника завкафедрой не считал возможным. Из-за меня здесь, охлестнуло К. почти уверенностью. Надежду, что ошибается, давало слово «коллега». Все же, наверное, если бы кафедра собралась из-за К., завкафедрой не стал бы называть его коллегой.

Ошеломив К., поспешила отозваться на призыв завкафедрой, опередив всех, секретарь кафедры.

– Ректора взяли! – сказала, как возвестила, современница Древнего Рима. – Прямо из кабинета, с автоматами, сейчас у него там обыск, кто был в приемной и кабинете – никого не выпускают.

Необычные энергичность и страстность, с которыми она говорила, непонятные, должно быть, никому в комнате, недвусмысленно были адресованы, видел К., ему. Она радовалась происшедшему, тому, что с автоматами, что обыск, и хотела поделиться сногсшибательным известием и своей радостью с К. как со своим, хотела, чтобы он разделил с нею ее радость – единомышленник, соучастник, тайный товарищ.

И К., только она сообщила о ректоре, и вправду испытал чувство, которое можно было бы назвать радостью. Разве что совсем не от того, к чему призывала его современница Древнего Рима. Новость не имела отношения к нему, кафедра собралась не из-за него – вот что было причиной того похожего на радость чувства, что будто горячим ветром обдало его. К. вмиг сделалось даже жарко. Он тут же устыдился этого чувства, – и ничего не мог поделать с собой: не из-за меня!

– И… что? – спросил К., несколько спотыкаясь, обращаясь не к современнице Древнего Рима, а к комнате в целом. – Это имеет такое непосредственное отношение ко всем нам?

– Что вы имеет в виду? – строго спросил завкафедрой. Теперь он счел для себя возможным включиться в разговор.

– Ну вот… – снова запинаясь, сказал К., – все собрались. Из дому приехали.

– Да, – сказал завкафедрой, – это имеет к нам самое непосредственное отношение. Как иначе? Ректор университета. Мы где работаем?

– В университете, – вынужден был ответить К. – точно так, как еще недавно на его вопросы студенты на экзамене.