Дмитрий Вересов - Огнем и водой

– Вы бы съездили в Москву, Александр Владимирович, – сказал он, доверительно глядя ему в глаза, и взгляд его говорил, что это приказ.

Следующим вечером он уже был у Орловых – пил чай с Марьей Григорьевной, поглощал ее пирожки с яблочным вареньем, которые не любил с детства, и слушал вполуха ее причитания. Ждали маршала. Встреча Переплета с дочерью закончилась быстрым поцелуем и вручением купленной по дороге куклы. Переплет так и не смог заставить себя поверить, что это его ребенок. Должно быть, Мария Григорьевна это уже хорошо поняла, потому что речь о Ксении больше не заходила. Говорили о чем угодно: о политике и видах на урожай, о пирожках и стоимости погребения в Ленинграде, – но не о Дине и Ксюше. Можно было подумать, что совершенно посторонний человек зашел в гости. Да так оно, в общем-то, и было.

«Идеальная жена для Орлова», – думал Переплет, глядя на седеющие волосы Марии Григорьевны, ее старомодную брошку со смальтой, которой она закрепила концы шерстяной шали. Большую часть дня Мария Григорьевна проводила за работой по дому, ревниво приглядывая за приходившей три раза в неделю домработницей и в оставшееся время исправляя все, что та успела испортить. По крайней мере так все выглядело в ее пересказе.

В любом случае, Ксения попала в хорошие руки. Акентьев бродил по роскошной квартире Орловых, сравнивая ее с домом своего отца. Квартира Акентьева-старшего четко ассоциировалась с театром, где отец проводил большую часть времени. Дом Орловых скорее напоминал музей или казарму. Здесь все было на своих местах. В таком доме трудно было забыть зажигалку или пачку сигарет – любая вещь, оказавшаяся не на своем месте, нарушила бы общую гармонию. Теперь Переплет понимал хотя бы отчасти причины Дининого поведения – но не стал углубляться дальше в бездны психологии, оставив это специалистам.

Вечером вернулся Орлов, подтянутый и бодрый. Лицо его было спокойным, даже веселым, и Переплет решил, что с Диной дела не так уж плохи. Они пили индийский чай – никакого спиртного не предлагалось. «В доме висельника о веревке не говорят», – вспомнил Переплет старую добрую пословицу.

– Завтра поедем навестить! – сообщил за чаем тесть.

Переплет кивнул, выбора у него в любом случае не было.

Встали рано. Переплет пытался нагнать на себя соответствующее случаю настроение. Получалось плохо – тупо хотелось спать. Больница располагалась в нескольких километрах от города. Ехали молча. Переплет смотрел на мелькавшие за окнами деревья. Здесь, под Москвой, весна уже вступала в свои права.

Больница, как и всякий правительственный объект, была обнесена высокой оградой. Водитель махнул у входа своими корочками, и ворота распахнулись, пропуская их на территорию. В просторном и пустом холле висели бронзовые барельефы с какими-то медицинскими светилами. Атмосфера напомнила Переплету одновременно крематорий и исполком. Прибыли только вдвоем – муж и отец. Ксению сюда везти было ни к чему. Дочка и не выказывала никакого желания поскорее увидеть маму – в доме маршала ее внимание занимала Марья Григорьевна и несколько десятков игрушек. Да и самой Марье Григорьевне лучше было сейчас не видеть дочь.

В пустых больничных коридорах шаги отдавались эхом. Орлов чеканил шаг, халат мантией развевался за его плечами – размера, подходящего маршалу, найти не сумели. Акентьев на положении ординарца следовал за его правым плечом, морально готовясь к встрече. Накануне он обговорил с Орловым детали предстоящего визита к Дине. Вообще-то эти детали следовало обсуждать с лечащим врачом, но, судя по всему, маршал, не доверявший эскулапам, считал, что знает лучше.

– Шарлатаны! – приговаривал Орлов, описывая в скупых красках последнюю встречу с дочерью. – Ни черта сказать не могут! То ли меня берегут, то ли себя!

Обстановка палаты и сама Дина совершенно соответствовали тому, что Переплет представлял себе в Питере. Раньше такое совпадение наверняка озадачило бы его, теперь же он не придал ему никакого значения.

– Здравствуй, – выговорила Дина бесцветным голосом.

Она хотела что-то сказать, но тут же замерла и беспокойно огляделась, словно что-то невидимое витало возле ее лица.

Маршал наклонился к дочери, закрыв спиной ее от зятя. Переплет отошел к дверям. У него на душе было тоскливо, словно и его уже заперли в этой проклятой камере.

– Посмотри! – Орлов обращался к нему. – Они же просто напичкали ее снотворным – она ничего не соображает! Спит с открытыми глазами! Дина, дочка!