Александр Иванченко - Автопортрет с догом

А яблочки я печеные и блинчики с вареньем подлинно любил.

— Ну уж нет! — возмутился я. — Еще чего? Сам работаю!

— Ты у меня учеником, — спрашивает, — или бригадиром?

— Ну, учеником.

— Ну так и подчиняйся Всю твою жизнь теперь наблюдать буду.

Пришлось есть перловку.

Так весь год, пока я у него в учениках ходил, все смотрел за моей диетой. От яблочек и запеканок я и сам, впрочем, вскоре отказался: работа была тяжелая, жилы я на ней повытянул.

Пообедали — я за газетку. Он у меня — хвать ее из рук. А ну, говорит, пошли работу доканчивать.

— Дак перерыв же! — взревел я. — Кусочки-то пусть хотя сперва улягутся!

— Перерыв, — согласился он. — Для тех, кто работал. А мы с тобой молоток настраивали. Пошли.

Пришли опять к той стенке.

— Давай, — говорит, — начинай. Здорово это у тебя получается.

Я — за молоток, он — за мою газетку. Луплю бучардой со злобы что есть силы. А он знай посмеивается.

— Так, так. Молодец, Роберт, орел. На соль уже заработал. А ел-то — коклеты.

Быстро я тогда с той стенкой расправился. Признаюсь, со злобы. Крошево рикошетило от стен, как пули. Отец и тот от этой бетонной картечи газеткой укрывался. Но глаз за мной не уставал, держал.

Заштриховал я стену часто, глубоко. Даже самому понравилось. Ладони — сплошная мозоль.

— Так, — говорит, — все?

— Да все вроде, — говорю, — сам видишь.

Сижу отпыхиваюсь, крошку из-за пазухи выбираю. Гордый.

— Посмотри лучше.

— Чего смотреть-то, сам видишь. Дворец съездов.

— Так, ну пошли тогда раствор готовить.

Делаем раствор. Я — песок сею, на грохот бросаю, цемент таскаю, отец — веслом в ящике помешивает, посмеивается. Вода рядом была. Потом и меня заставил мешать. Тяжеленько!

Стали обрызг делать. Тут уж он мне свое искусство вовсю показал. Лузги (вертикальные линии углов) он сам отделывал, потолок тоже. На потолок раствор не глядя, из-за плеча, набрасывал. Ас. А мог еще «от себя» и «над собой» — так эти приемы называются. Это пониже классом.

На следующий день — продолжаем. Маяки поставили, накрыв делаем.

Он опять за потолок взялся. Уж закончил его, а я все вожусь, все на одном месте топчусь: то живот у меня на стене получится, то яма, то натаск, то пропуск. Сокол весь в застывшем растворе, тяжелющий, штукатурка царапает. Полутерок — тоже не лучше.

Отец стал помогать мне.

— Смотри, — говорит, — как. — И ну строчить своими ручищами.

Ничего не объясняет, только смотри, мол. Так поймешь. Вмиг и загрунтовал, и закрыл мою стенку. Сокол в его руках как шелковый ходит. Как атласный. Ну, думаю, батя, понятно: все дело в этом соколе, он у тебя какой-то особенный. (Сокол — это гладкая доска с ручкой, 30×40 см, служит как для поддержания порции раствора на весу, так и для разравнивания раствора по поверхности.) Надо, думаю, остаться сегодня и другой себе сделать, поглаже, ну хоть из текстолита. Перехитрю отца.

Остался после работы, сделал себе инструмент на загляденье. Ручку привернул, шурупы впотай пустил. Даже фасочку по краям снял. Гладкий получился, как стекло. Ну, думаю, держись, батя, посмотрим теперь, кто кого.

Назавтра я с новым соколом, а отец ровно ничего не замечает. Знай помалкивает. Работает себе. Углы разделывает, потолок поправляет. К вечеру доделал я свою стенку с грехом пополам — руки так и отваливаются. Зря я на этот текстолит рассчитывал: он хоть и гладкий, да тяжелый, как свинец. Раствор на нем тоже не держится, съезжает. Выбросил я его потихоньку в мусор и щебенкой прикрыл. Вечная, мол, память. На следующее утро опять достаю свой старый, мастерком от раствора обстукиваю.

— Что, не понравился текстолитовый? — смеется отец. — Сам не заглаживает?

— Тяжелый, — буркнул я. — Руки отваливаются.

Я его с устатку аж обеими руками попеременке держал, приноравливался.

— То-то же. Никогда себя умней других не держи. Ну, иди сюда. Поучу, как сокола́ держат.

И он стал учить меня. Сокол должен лежать на руке, на предплечье (а я его держал на вытянутой руке, как рюмку) — так его легче держать и он более устойчив. При нанесении раствора сокол слегка наклоняют к стене, тогда рука, держащая сокол, не пачкается раствором. При набрасывании работает только кисть — вот так, — а не вся рука. Раствор с сокола забирают концом мастерка или его правым ребром — от себя (а не к себе, как я делал). После работы сокол, мастерок, терка и другой работающий с раствором инструмент тщательно промываются, чтобы назавтра работать с чистым инструментом. И так далее.