Александр Иванченко: Автопортрет с догом

Холодильник у Рогнеды всегда пуст, но сыр, кофе и хрустящие хлебцы у нее в постоянном ассортименте. Эти хлебцы она всегда намазывает плавленым сыром. Подавая, говорит с чувством:

— Сыр рокфор. Знатоки причисляют… относят… — тут же поправляется она: редакторская работа; скобки выделены. — Знатоки относят его к самым деликатесным сырам. Подают к пиву, к полусладким и сухим виноградным винам. Масса сыра мягка и масляниста и хорошо намазывается на хлеб, галету и на… хрустящие хлебцы.

Полная энциклопедическая выкладка. Сразу чувствуешь, что имеешь дело с энциклопедистом. С Д’Аламбером или Дидро. Это вообще ее манера — выражаться книжно, по возможности энциклопедически и исчерпывающе. Никаких запретных тем для нее не существует. Однажды в теплую лунную ночь (мы вышли с Алисой проводить гостей, я приотстал с Рогнедой — выполнял нелегкий долг хозяина — заполнял пустоты) она усадила меня на парковую скамейку и заставила выслушать целую развернутую лекцию по дерматологии (с плавным переходом в гинекологию). Я тут же мог бы защитить диссертацию. Брак, впрочем, она осмеивает, хотя ни для кого не секрет, что ей очень хочется выйти замуж. Очень жалеет, что у нас нет практикующихся на Западе супружеских вечеров обменов. На что это ей? На нее бы все равно никто не поменялся.

Познания ее действительно огромны. Алисе и всем прочим моим знакомым до нее — километр. Мне тоже. В музыке она знает все, в других областях — почти все. Даже хобби у нее какое-то научно-познавательное: собирает минералы. Камни у нее рассованы всюду: на полках, на подоконнике, даже в проигрывателе, под стеклянной крышкой, — так у нее тесно. Есть образцы и поделочных камней: родонит, горный хрусталь, памирский лазурит, осколки орской и уральской яшм, лабрадор, обсидиан, нефрит. Где она достает все это, бог весть. Но она очень гордится своей коллекцией.

У всякого, впервые попавшего к ней в дом, она строго спрашивает, знает ли тот, что вода тоже относится к минералам (вода у нее тут же, среди камней, в колбе). Посетитель обычно не знает и смущается, и это дает ей повод начать длиннейшую лекцию по минералогии, которая начинается, как всегда у Рогнеды, энциклопедической выкладкой: «Современное определение минерала таково: «Минерал — продукт природных процессов, он имеет определенный химический состав и характерный тип кристаллического строения». И так далее, полное изложение вопроса. В свое время выслушал этот впечатляющий доклад и я. Ко мне лично она долго приставала еще с одним вопросом: знаю ли я, что за минерал изображен на известной гравюре Дюрера «Меланхолия»? Я не знал. Но как художник я просто обязан знать это! — считала Рогнеда. В аллегорическом ансамбле этой гравюры мне действительно припоминается правильный геометрический многогранник — ромбоэдр с усеченными вершинами. Какой-то кристалл, символ порядка, гармонии, совершенства, что ли. Но названия минерала я не знал. За свое невежество я был наказан слушанием полемико-минералогического трактата Рогнеды, в котором изыскания двух профессоров — минералога Григорьева и кристаллографа Шафрановского — по этому предмету подвергались осмеянию и опровержению. Эти ученые полагали, что на гравюре изображен флюорит, плавиковый шпат, широко распространенный на родине Дюрера, а она считает… Я замахал на нее руками. Не женщина, а прямо НИИ какой-то. Я ее за это уважаю.

Она ведет бесшабашную, богемную жизнь. Пьет все, что попадет под руку, и почти не пьянеет; ночует у кого придется. За беспорядочную жизнь, еду всухомятку и курение наказана язвой.

У нее тесно. Архи. Живет она с соседями, комнатенка у нее небольшая, да и та насквозь занята огромным, быть может даже концертным, роялем. Рояль в комнате не помещается и вылезает одним боком в дверь, так что комната у Рогнеды никогда не запирается. Но у нее хорошие соседи.

Это универсальный инструмент. По-моему, она на нем даже спит. Обедает, во всяком случае. На нем в беспорядке навалены книги, ноты, камни, посуда, на нем же — проигрыватель с одной (хрипящей) колонкой и гипсовые маски каких-то чудовищ. Когда просишь сыграть что-нибудь, она с готовностью соглашается, идет к инструменту, но тут же беспомощно опускает руки и просит извинить ее: к клавиатуре тоже не подберешься.

У нас с Рогнедой маленькая тайна. Однажды, лет пять назад, я зашел к ней выпить кофе. Фирма угощала чешским пивом и, как всегда, хрустящими хлебцами с сыром. Затем хозяйка взгромоздила на свой старенький «Аккорд» какой-то пыльный диск, кажется концерт для гобоя с оркестром Беллини. Я закрыл глаза. Устал, да и музыка была хороша. Рогнеда вдруг романтически подплыла ко мне, стиснула меня своими, оказавшимися необыкновенно сильными, костлявыми пальцами за виски (я оставался в кресле) и страстно, взасос поцеловала меня в мое почти уже оголившееся темя. Я разнял руки (было как раз время уклоняться от ее прокуренных объятий, она увлеклась) и встал. Она порывисто-театрально отвернулась к стенке и, накрывшись локтем, сказала:«Простите!» Потом подала свой неопрятный кофе — Беллини разыгрался не на шутку. Затем села напротив и, наставив на меня свое худое, угловатое колено, все время держала меня под его прицелом, пока Беллини заканчивал свой концерт. Только конец концерта меня и спас. Эти старые итальянцы.