Франсиско Сиониль-Хосе - Два рассказа

— Нужно прекратить войну, отец, — тихо сказал Даяв.

— Так ты же взял рабыню, — прошипел отец. — А это значит, что они постараются отомстить.

И снова уло оказывался прав. Даяв был уничтожен — не умственным превосходством отца, а осознанием необдуманности собственного поступка. Если бы он только дал себе труд задуматься о последствиях того, что совершил! Размышляя об этом позже, Даяв вдруг понял, что пал жертвой колдовского очарования Вайвайи, которому не смог противиться. Опять, как бывало уже не раз, в голове юноши вспыхнула молнией — нет, скорее пронзила достоверным знанием мысль, что его проклятие таится в нем самом. Даяв спустился по деревянной лестнице на широкий, поросший травой двор и еще раз ощутил побуждение уйти от дая. Как часто он думал об этом, но всегда ему казалось, что в эту землю он врос корнями. Когда приходили корабли Узкоглазых и приставали к причалу, сооруженному ими же из кораллов, Даяву всегда хотелось знать, удастся ли ему навсегда избавиться от пустых сомнений и чувства неудовлетворенности, если они возьмут его с собой. Но Узкоглазые грузили свои суда табаком и рисом в обмен на ножи, тарелки, бусы и уплывали прочь, а он все не решался спросить, можно ли ему уехать с ними.

Уже спустились сумерки, когда Даяв подошел к своему дому. Еще издалека он увидел, что Парбангон сидит у лестницы, бренча на кутибенге. Его младший брат, наверное, собирается остаться у него на всю ночь, чтобы задать тысячу вопросов и послушать новые песни.

Вайвайя теперь вела хозяйство в доме. Ливлива, ревниво следя за ней, насмешливо улыбалась и люто завидовала: если бы только Даяв попросил ее, она охотно делала бы все это сама. Она говорила, что Вайвайя все равно не выдержит, что она все делает не так — не так ходит, не так стоит, и это потому, что она из лаудов. Пожилые женщины поддерживали Ливливу: рабыня ничего не смыслила в порядках, принятых у дая. Однако все кухонные горшки у нее сияли, дрова под домом лежали аккуратной поленницей, а в ларе всегда было обрушенное зерно. Вайвайя залатала прохудившуюся травяную крышу, а ослабевшие бамбуковые половицы прочно и надежно связала ротанговыми стеблями.

Рабыня попросила разрешения ткать, и Даяв отыскал ей один из ткацких станков, оставшихся еще от его бабки, принес хлопка и растительных красок, которые она смешала каким-то особым способом, неизвестным женщинам дая. Она не стала использовать рисунки родных ей мест, а придумала новые, в которых преобладали красные и черные цвета тага-дая. И через некоторое время сшила штаны Даяву, Парбангону и только потом — платье себе.

Поначалу Даяв часто не ночевал дома. Большую часть времени он проводил в общинном доме для неженатых, а в хорошую погоду отправлялся с Ливливой на побережье или в поля. Когда он поутру возвращался домой, его всегда ожидала тарелка сваренного на пару риса, чаша имбирной настойки и вежливые расспросы о том, как прошла ночь, выспался ли он и — непременно — как себя чувствует Ливлива.

Однажды ночью Даяв проснулся от того, что у него пересохло в горле, и встал напиться. Вайвайя тут же проснулась и села. В темноте он подошел к ней, и им внезапно овладело желание сжать ее в объятиях. Казалось, ничто не в силах остановить его: ведь она принадлежит ему. Но в памяти всплыли прежние безрассудные порывы, его вечное проклятье, и Даяв отшатнулся, шепча: «Молния! Молния!»

Апо Лангит был к ним добр, и год выдался удачным: рис вырос высоким, и урожай обещал быть обильным. К тому времени, когда начали дуть восточные ветры, поля уже были убраны. И корабли Узкоглазых с перепончатыми, как крылья летучей мыши, парусами, груженные кувшинами и тарелками, колокольчиками и гонгами, уже огибали вновь морскую косу. Даже рабы получили новую одежду, а некоторые из них — и свободу, но они предпочли остаться с дая, чтобы делить с ними мир и процветание.

Да, это был добрый год, но только не для Вайвайи. У нее впервые в жизни начался сильный приступ лихорадки — перед самой уборкой урожая. И хотя Парбангон приготовил ей лекарственный отвар, девушке становилось все хуже. Даяв совершил жертвоприношение Апо Дага — Госпоже Земле. Исполненный дурных предчувствий и напуганный, он поставил в угол, где она спала, чашу с клейким рисом и сваренными вкрутую яйцами. Лихорадка не оставляла Вайвайю еще несколько дней, и когда она наконец вновь смогла делать свою работу, ее шатало от слабости.

Вайвайя была приветливой и дружелюбной. Она улыбалась всем, кого встречала на пути, с почтительным уважением относилась к родственникам и друзьям Даява. Он был убежден, что она родом из знатной семьи, хотя девушка никогда и ничем не выдавала этого. Но почему же она отправилась к реке? После Вайвайя сама рассказывала, что виной всему была ее любознательность, ей тоже захотелось перебраться через реку, даже если потом пришлось бы бежать быстро, как олень. Она часто взбиралась на гору и обозревала весь широкий мир: и лес, и равнину, и реку, впадавшую в море.