Священник (после короткого размышления). Господу богу… наверно, поправилось бы… первая часть… А вторая немного меньше.
Антонио (смиренно). А почему?
Священник.Слишком ощущается заданность, заземленность.
Антонио (мягко). Не-е-ет…
Священник (с твердым убеждением). Да! (Уходит.)
Антонио (громче) . Нет!
Священник (оборачиваясь, упрямо). Да!.. И я могу вам это доказать.
Кьяретти и Салони с надеждой переглядываются.
Антонио.Быть может, это рискованно. Если вас опьянит аромат цветущих апельсиновых деревьев, или вы заболеете, или вдруг, кто знает, я окажусь проницательнее… вы ведь можете стать атеистом…
Священник.Вы чересчур самоуверенны и тщеславны. Это почти невыносимо.
Антонио.Ваше преподобие, скажите, пожалуйста, как вас зовут?
Священник.Джулио Мадзони, сын покойного Акилле.
Антонио.Мадзони — через «дз»?
Священник.Через «дз».
Антонио.Возможно, я недостаточно почтителен… Но сколько в вашем обвинении от Джулио Мадзони… и сколько от… (Показывает вверх, имея в виду бога.)
Священник (ошарашенно). Трудно сказать. Мерки здесь очень тонкие.
Антонио.Ну, говорите откровенно, мы же здесь в мужском обществе.
Священник.Это очень сложный вопрос, и неожиданный…
Антонио.Так сколько же? (Наступает.)
Священник в раздумье уставился себе под ноги.
Вот Кьяретти в своем патриотическом рвении валит в одну кучу… самые разные вещи… Он приплел сюда даже свою мамочку… которая очень переживает, когда я выхожу из воли ее сына… Потому что в сетях сыночка остается тогда только парочка несчастных курьеров. А Салони — нет… Он — целиком и полностью Салони.
Салони (протестуя). У меня тоже есть мама.
Антонио.Уже не знаю, чудовищно это или прекрасно. (По-братски тепло, к Священнику.) Прошу… Я вас слушаю.
Священник колеблется.
Идите сюда, идите, Мадзони. (Нежно привлекает его к себе.) Идите ко мне…
Священник утыкается головой к нему в плечо и что-то шепчет, словно на исповеди. Антонио согласно кивает головой, будто это он духовник.
Да… да… да… да… Вот так… открой мне душу… Теперь тебе легче? Легче тебе стало?
Священник утвердительно кивает, смахивает ладонью слезу и, удаляясь, долго машет Антонио рукой.
Кьяретти (после минутной растерянности, в гневе). Здесь оскорбляют бога!
Антонио (звонко). В твоем голосе нет бога. В нем звучит гнев. (Поворачивается к Джакомо и его жене, а также к другим участникам сцены, торопливыми жестами требуя продолжать.)
Жена Джакомо (с безнадежным видом снимая шляпу и меховое манто). Мы отдали все… абсолютно все. (К мужу.) Сними это, сними…
Джакомо снимает пальто.
Жена Массари.Нельзя односторонне разрывать контракт. Мой муж уже принял на себя обязательства, для выполнения которых ему необходимы оба глаза.
Жена Джакомо.Ну ударьте нас… бейте… Но мы не можем.
Жена Массари.Мне кажется, я видела вас в то время, как вы тратили полученные от нас деньги: непрерывный ряд удовольствий, исполнение желаний… вы даже тихонько вскрикивали от радости… вздрагивали, словно от раздававшихся у вас внутри звоночков…
Массари.И быть может, даже кого-то огорчили. А что вы даете нам взамен?
Джакомо и его жена не знают, что ответить. Джакомо смущен и растерян.
Жена Массари (агрессивно). Возвратите аванс… Раз так, верните аванс…
Джакомо опускает голову с видом человека, потерпевшего поражение. Массари и Окулист тотчас же встают у него по бокам, как жандармы. Жена Джакомо тяжело опускается на тумбу, потом встает, взывая к мужу.
Жена Джакомо.Джакомо… Джакомо!
Этот уход разыгран так же, как и начало сцены: трое персонажей отражаются на экране, как тени, — их фигуры все уменьшаются, и крещендо музыкального финала заглушает крики жены Джакомо.
Кьяретти.Я все это предвидел. Это уже было заключено в том грязном слове, которое мы читаем на стенах. Посмотрим друг другу в глаза. (С угрожающей решительностью становится против Антонио, приближаясь почти вплотную к нему.) Если я опущу глаза, значит, дал слабину сам ход исторического процесса.
Читать дальше