Эдвард Морган Форстер - Куда боятся ступить ангелы

Он наконец расшевелил ее. Она быстро прошептала как бы сама себе: «Большое искушение...» Эти два слова повергли его в бурную радость. Какое искушение она имеет в виду? Неужели все-таки сбу­дется самое прекрасное на свете? Быть может, Юг, который вызвал сначала долгое отчуждение между ними, вовлек в трагические собы­тия, под конец свел их вместе? Этому способствовал смех тогда в те­атре, серебряные звезды на лиловом небе, фиалки прошлой весной; способствовало горе и даже нежность, испытанная по отношению к другим.

- Большое искушение, - повторила она, - не быть загадочной. Мне несколько раз хотелось рассказать вам, но я не посмела. Нико­му другому я не могла бы открыться, и уж во всяком случае не жен­щине. Я думаю, вы - единственный, кто может понять и не возму­титься.

- Вы чувствуете себя одинокой? - прошептал он. - Это вы имее­те в виду?

- Да.

Поезд словно подтряхнул его ближе к ней. Филип решил, что не­пременно обнимет ее, сколько бы пассажиров на них ни глядело.

- Я страшно одинока, иначе я не заговорила бы. Вы, наверное, и сами догадываетесь - о чем.

Лица у обоих вспыхнули, словно их смутила одна и та же мысль.

- Может быть, и догадываюсь. - Он сделал к ней еще шаг. - Мо­жет быть, начать следовало мне. Но если вы скажете все прямо, то не пожалеете. Я буду благодарен вам всю мою жизнь.

Она сказала прямо:

- Я люблю его.

И тут же не выдержала. Тело ее затряслось от плача, и она проры­дала, так что уже не оставалось сомнений: «Джино! Джино! Джино!»

Он услышал свой голос:

- Ну как же! Я его тоже люблю! Когда удается забыть, что он со мной вытворял в тот вечер. Хотя каждый раз, как мы пожимаем друг другу руки...

Должно быть, один из них отступил на шаг, на два, ибо следую­щие свои слова она проговорила, стоя уже несколько поодаль.

- Вы меня растревожили. - Усилием она подавила нечто, подо­зрительно похожее на истерику. - Я-то думала, что уже справилась с этим. Вы не так меня поняли. Я влюблена в Джино - не отмахивай­тесь, - влюблена в самом прямом и грубом смысле слова. Вы знаете, что я хочу сказать. Так что смейтесь надо мной.

- Смеяться над любовью?

- Да. Разберите ее по косточкам. Скажите, что я сумасшедшая, или хуже - что он плебей. Повторите все, что говорили, когда в него влюбилась Лилия. Именно такой помощи я жду от вас. Я осмелива­юсь сказать вам все это потому, что хорошо отношусь к вам, и пото­му, что вы - человек без страстей, вы смотрите на жизнь как на спек­такль. Вы не участвуете в ней, а лишь находите ее смешной или пре­красной. Поэтому я и доверяюсь вам в надежде, что вы излечите ме­ня. Мистер Герритон, ну разве это не смешно? - Она было засмея­лась, но испугалась и заставила себя остановиться. - Он - не джентльмен, не христианин, в нем нет ни одного хорошего качества. Он не делал мне комплиментов и не проявлял особой почтительнос­ти. Но он красив, и этого оказалось достаточно. «Сын итальянского зубного врача, мальчик со смазливым личиком». - И она опять по­вторила, словно произнося заклинание против страсти: - Ах, мистер Герритон, разве это не смешно! - Потом, к его облегчению, распла­калась. - Я люблю его и не стыжусь. Я люблю его, но еду в Состон, и, если мне не удастся хоть изредка поговорить о нем с вами, я умру.

Выслушав столь дикое признание, Филип сумел в этот момент думать не о себе, а о ней. Он не стал сокрушаться, не стал даже го­ворить с ней участливым тоном, ибо видел, что она этого не вынесет.

Требовался легкомысленный ответ, она сама просила - легкомыс­ленный и насмешливый. Да он и не в силах был дать другой.

- Быть может, это и зовется в книгах «мимолетным увлечением»?

Она покачала головой. Даже такой вопрос причинил ей страда­ние. Насколько она знала себя, ее чувства, однажды разбуженные, оставались неизменными.

- Если бы я видела его постоянно, быть может, я и помнила бы, что он такое на самом деле, - возразила она. - Или же постепенно он состарился бы. Но я не решусь пойти на такой риск, поэтому теперь ничто не изменит меня.

- Что ж, если увлечение пройдет, дайте мне знать. - В конце кон­цов, почему бы ему не сказать то, что он хотел?

- О да, вы-то узнаете сразу.

- Но прежде чем запереться в Состоне... так ли уж вы уверены?..

- В чем? - Она перестала плакать. Он обращался с ней именно так, как ей было нужно.

- Что вы и он... - Филип горько усмехнулся, представив их вмес­те. Опять жестокая и коварная шутка античных богов, какую они, на­пример, проделали когда-то с Пасифаей. Прошли века культуры и благородных устремлений, а миру все равно не избежать таких лову­шек. - Я хотел сказать - что у вас с ним общего?