- Постараюсь управиться побыстрей, - сказала она. - Но в Монтериано много улиц, его не всегда сразу отыщешь. Утром я его не нашла.
- Пойдите сперва в кафе «Гарибальди», - посоветовал Филип, вспомнив, что именно этот вечерний час назначили для свидания его вчерашние друзья.
Он посвятил то время, что оставался один, не раздумьям - раздумывать больше было не о чем, предстояло просто сообщить факты, - а попыткам устроить перевязь для сломанной руки. Поврежден был локоть, и, если бы удалось закрепить его в неподвижном положении, Филип мог бы держаться как ни в чем не бывало. Но воспаление уже началось, и любое движение причиняло острую боль. Филип не успел еще приладить перевязь, как, перескакивая через ступеньки, наверх взбежал Джино.
- Так вы вернулись! Как я рад! Мы все ждем.
Филип пережил слишком много, чтобы сейчас нервничать. Тихим, ровным голосом он рассказал, что произошло, и Джино, тоже абсолютно спокойно, выслушал его до конца. В наступившей затем тишине Перфетта крикнула снизу, что забыла купить на вечер молока ребенку и сейчас пойдет за ним. Когда она ушла, Джино взял молча лампу, и они перешли в другую комнату.
- Моя сестра больна, - сказал Филип, - мисс Эббот не виновата. Я бы хотел, чтобы вы их не беспокоили.
Джино, наклонившись, ощупывал место, где раньше лежал его сын. Иногда он морщил лоб и взглядывал на Филипа.
- Виноват я, - продолжал тот. - Это случилось оттого, что я вел себя трусливо и нерешительно. Я пришел узнать, как вы поступите.
Джино оставил тряпку и принялся, как слепой, ощупывать стол. Это было так жутко, что Филип вмешался:
- Спокойнее, Джино, спокойнее, его здесь нет.
Он подошел и тронул Джино за плечо. Тот отшатнулся и стал быстрее трогать вещи - стол, стулья, пол, стены, насколько хватало роста. Филип сначала не думал его утешать, но напряжение достигло такого предела, что пришлось сделать такую попытку.
- Расслабься, Джино, расслабься. Кричи, ругайся, дай себе волю. Надо расслабиться.
Ответа не было, руки не переставали двигаться, трогать, ощупывать...
- Дай волю своему горю. Расслабься, а то заболеешь, как моя сестра. Ты сойдешь...
Итальянец обошел всю комнату. Перетрогал в ней все, кроме Филипа, и сейчас подходил к нему. Лицо у Джино было такое, словно он потерял смысл жизни и теперь ищет новый.
- Джино!
Тот на момент остановился. Потом опять стал придвигаться. Филип не отступил.
- Делай со мной что хочешь, Джино. Твой сын умер. Он умер у меня на руках, помни это. Это не оправдывает меня, Джино, но все-таки он умер у меня на руках.
Левая рука Джино медленно-медленно протянулась вперед. Она маячила перед Филипом, как насекомое. Затем она опустилась и сжала его сломанный локоть.
Филип что было силы ударил здоровой рукой. Джино молча, без крика, без единого слова упал.
- Скотина! - вскрикнул англичанин. - Убей меня, если хочешь! Но не смей трогать больную руку!
Тут же его охватило раскаяние, он опустился подле своего недруга и стал приводить его в чувство. Он ухитрился приподнять его и прислонить к себе. Обнял его здоровой рукой. Филипа переполняли жалость и нежность. Он без страха ждал, когда Джино очнется, уверенный, что теперь оба они в безопасности.
Неожиданно Джино пришел в себя. Губы его шевельнулись. На миг показалось, что он, слава Богу, сейчас заговорит. Но вот он с трудом поднялся, вспомнил все и двинулся... но не к Филипу, а к лампе.
- Делай что хочешь, но подумай...
Лампа пролетела через всю комнату, через лоджию и разбилась о дерево внизу. Филип, очутившись в темноте, начал звать на помощь.
Джино подошел к нему сзади и больно ткнул его в спину. Филип с воплем закрутился на месте. Всего только тычок в спину, но Филип догадывался, что ему уготовано. Он отмахнулся от Джино в темноте, призывая этого дьявола драться, убить его, Филипа, но только не мучить. Потом, спотыкаясь, бросился к двери. Дверь оказалась открытой. Вместо того чтобы бежать вниз, Филип, потеряв голову, кинулся через площадку в комнату напротив. Там он лег на пол и забился между печкой и стеной.
Все чувства его обострились. Он услышал, как Джино крадется на цыпочках по комнате. Он как бы видел, что творится у того в мозгу - вот сейчас он потерял след, а сейчас воспрял духом; теперь колеблется, раздумывая, не спаслась ли жертва бегством вниз. Джино резко взмахнул над ним рукой, послышалось тихое ворчанье, похожее на собачье, - Джино обломал себе о печку ногти. Физическую боль переносить почти невозможно. Мы кое-как терпим ее, когда она постигает нас нечаянно или для нашей же пользы (как это большей частью происходит в наши дни, если не считать школьных лет). Но когда ее причиняет злая воля взрослого мужчины, ничем не отличающегося от нас по облику, мы утрачиваем над собой власть. Единственным желанием Филипа было вырваться из комнаты любой ценой, поступившись своей гордостью и достоинством.
Читать дальше