- Послушай, Генриетта, - сказал наконец Филип. - Мне как-то не по себе. Я хочу взглянуть на ребенка.
- Шшш!
- Ну разбужу его, эка важность. Я хочу на него посмотреть. Я тоже имею права на него, как и ты.
Генриетта сдалась. Но темнота была такая, что Филипу не удалось разглядеть личико ребенка.
- Погоди, - прошептал он и, прежде чем сестра остановила его, чиркнул спичкой под прикрытием зонта. - Да он не спит! - воскликнул он. Спичка погасла.
- Значит, паинька, спокойный мальчик.
Филип нахмурился.
- Знаешь, у него что-то не так с лицом.
- Что не так?
- Оно какое-то сморщенное.
- Немудрено, тут такие тени, тебе показалось.
- Ну-ка приподними его еще раз.
Она послушалась его. Филип зажег спичку, она быстро погасла, но он разобрал, что младенец плачет.
- Глупости, - резко возразила Генриетта. - Мы бы услышали, если бы он плакал.
- И все-таки он сильно плачет, мне и в тот раз показалось, а теперь я убедился.
Генриетта коснулась личика. Оно было мокро от слез.
- Должно быть, ночная сырость, - заметила она, - или попал дождь.
- Слушай, а ты не сделала ему больно? Или, может, держала как- нибудь не так? Уж очень жутко: плачет - и ни звука. Надо было дать Перфетте донести его до отеля, а не связываться с посыльным. Чудо, что он и записку-то принес.
- Нет, он вполне понимает. - (Филип ощутил, как она вздрогнула.) - Он хотел нести ребенка.
- Но почему не Джино и не Перфетта?
- Филип, перестань разговаривать. Сколько раз тебе повторять? Молчи. Ребенок хочет спать. - Она принялась хрипло баюкать его и время от времени вытирала слезы, беспрестанно катившиеся из детских глаз.
Филип отвернулся. Он и сам моргал глазами. Ему казалось, будто в карете скопилась вся скорбь мира, будто вся загадочность и неизбывное горе сосредоточились в одном этом источнике. Дорога дальше размокла, экипаж подвигался теперь вперед бесшумно, но ничуть не медленнее, он быстро скользил длинными зигзагами в темноту. Филип знал здесь наизусть все вехи: тут развилка, откуда дорога отходит на Поджибонси. А если бы сейчас было посветлее, с этого места они в последний раз увидели бы Монтериано. Вскоре они доберутся до рощи, где весной так буйно цвели фиалки. Жаль, что погода переменилась: холоднее не стало, но воздух пропитался сыростью. Вряд ли это полезно для ребенка.
- Надеюсь, он дышит и всякое такое? - спросил он.
- Разумеется, - негодующим шепотом отозвалась Генриетта. - Ты опять его разбудил. Уверена, что он спал. Ведь я просила тебя помолчать, из-за тебя я нервничаю.
- Я тоже нервничаю. Лучше бы он громко кричал. А так делается жутко. Бедный Джино! Мне ужасно его жаль.
- Неужели?
- Потому что он тоже слаб, как и большинство из нас. Сам не знает, чего хочет. У него нет хватки. Но он мне нравится, и мне его жалко.
Она, естественно, ничего не ответила.
- Ты презираешь его, Генриетта, и меня презираешь. Но лучше ты этим нас не делаешь. Нам, простофилям, нужен кто-то, кто поставил бы нас на ноги. Предположим, какая-нибудь действительно порядочная женщина поддержала бы Джино... думаю, Каролина Эббот вполне способна на это... не исключено, что он стал бы другим человеком.
- Филип, - прервала его Генриетта, пытаясь говорить небрежным тоном, - нет ли у тебя спичек? Если есть, то, пожалуй, взглянем на него еще раз.
Первая спичка потухла сразу, вторая тоже. Филип предложил остановить кеб и взять у возницы фонарь.
- Нет, нет, не стоит устраивать такую возню! Попробуй снова.
Они как раз въезжали в лесок, когда ему удалось зажечь третью спичку. Генриетта удачно пристроила зонтик, и они целых пятнадцать секунд вглядывались в личико в колеблющемся свете пламени. Внезапно послышался крик, раздался громкий треск. Они очутились в грязи, в кромешной темноте. Экипаж перевернулся.
Филип пострадал довольно сильно. Он сел и начал раскачиваться взад и вперед, поддерживая ушибленную руку. Он едва различал очертания экипажа над собой и контуры подушек и багажа, валявшихся в грязи. Несчастье произошло в лесу, поэтому вокруг было еще темнее, чем раньше, на открытом месте.
- Ты цела? - выдавил он с трудом. Генриетта пронзительно кричала, лошадь лягалась, возница ругал кого-то постороннего.
Филип разобрал наконец, что кричит Генриетта:
- Ребенок... ребенок... упал... выскользнул у меня из рук! Я украла его!
- Господи, помоги! - пробормотал Филип. Рот ему стянуло ледяным кольцом, он потерял сознание.
Когда он очнулся, светопреставление продолжалось. Лошадь лягалась, ребенок не нашелся, Генриетта вопила как помешанная:
Читать дальше