Наталья Аронова - Душенька

Без пятнадцати два я торчала у ворот колледжа, ежась от холода в своем жиденьком пуховичке, переминалась с ноги на ногу и соображала, что бы такое предложить Соне для меню «нашего» приема, чтобы и гостей впечатлить, и чтобы я сумела это приготовить. Накануне у меня состоялся разговор с бабушкой, которая отнеслась с некоторым сомнением к моему желанию работать еще где-то.

– Ты очень большую ношу взваливаешь на себя, моя девочка, – сказала она мне. – Учеба в колледже, потом эти дополнительные занятия, да еще твоя работа в кафе… И дорога туда-обратно занимает так много времени… Я вполне понимаю твое желание совершенствоваться, делать карьеру, но ведь тебе нужно оставить немного личного времени для себя, для чтения книг, вообще для какой-то культурной жизни. Хотя бы для встреч с друзьями – ходить в кино, на танцы…

– У меня нет друзей, – сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком уж печально. – А книги я читаю в электричке. Но в них все равно пишут одну только неправду.

– Прямо-таки во всех? – делано ужаснулась бабушка. – Неужели тебе не нравится ни одна книга? Какую последнюю книгу ты читала?

– Похлебкина [2]. Ничего, толково пишет, – вынуждена была признать я и под бабушкин смех удалилась на кухню, где у меня в духовке дозревал мясной рулет с оливками и каперсами.

В действительности я совершенно не огорчалась по поводу отсутствия у меня друзей. Роскошь человеческого общения, в юности часто замешенного на бессмысленной болтовне, неразборчивом сексе и дешевом алкоголе, не казалась мне чем-то соблазнительным. Друзей заменяла мне еда, моими подружками-болтушками были глазированные булочки, приятелями – пикантные маринады. Лучшее кино показывали мне сквозь стеклянную стенку духовки, лучшие танцы я танцевала вокруг разделочной доски – так первобытный человек плясал над куском мяса! И только глоток искусительно-сладкого, тревожно-жгучего ликера мараскино пробудил во мне какие-то ожидания и мечты…

Соня приехала за мной в красном автомобильчике, и воспоминание об утраченной, навеки отлетевшей в неведомую даль Гаруде больно кольнуло мое сердце. Впрочем, я вскоре утешилась. В салоне было тепло, приятно пахло духами и вишневым табаком. Соня выглядела очень эффектно в коротенькой меховой курточке. Мне казалось невероятным, что с этой красивой, утонченной дамой я могла запросто болтать на кухне, коротая ночь за чашечкой крепкого кофе.

– Мне нужно съездить в пару мест, прокатитесь со мной? По дороге поговорим, а потом выпьем кофе где-нибудь, не возражаете?

Разумеется, какие тут могли быть возражения! Только вот говорить было особенно не о чем – я ведь так и не придумала меню, в чем и призналась Соне с максимально возможной откровенностью.

– Я не знаю возможностей вашей кухни и к тому же плохо представляю себе, какого плана нужно подавать закуски, что больше подойдет к стилю вашего вечера, вашего дома. Может быть, это будет средиземноморская вечеринка?

– Средиземноморская, прекрасно!

– Или в японском стиле?

– В японском тоже хорошо!

– Или…

– Ах, Евдокия, давайте оставим эти пустые предположения. Просто поедемте ко мне и разберемся на месте. Ну? Едем?

– Едем.

Красный автомобиль заложил рискованный вираж. Через полчаса, чудом миновав пробки, мы оказались в доме, где жила Соня. По дороге она отчего-то пустилась рассказывать мне о своем детстве.

– Я сначала долго жила в той квартире, где мы с вами встретились. Меня воспитали бабушка с дедушкой. Вы видели, какая там мебель, какая атмосфера. Мне казалось, что я живу в старинной шкатулке – красивой, резной, но невыносимо скучной и душной. Бабушка с дедушкой были хорошими, добрыми людьми, но со своими странными правилами. Например, мне нужно было непременно учиться играть на фортепьяно, а я хотела не играть гаммы, а рисовать, все время убегала с уроков. Сидела в скверике с блокнотом и карандашом. Тогда бабушка стала привязывать меня к инструменту. Если еще раз навестите своих подружек, присмотритесь, и увидите на ножке фортепьяно круглый след от веревки. Один конец бабушка привязывала к ножке, а другой – к моей ноге. А еще мне заплетали косы и повязывали банты до окончания школы.

Соня рассмеялась.

– Я была уже такая длинная деваха – и с бантиками! Как ярмарочный столб! Но дедушка считал, что у школьницы обязательно должны быть косы и бантики, «и никаких гвоздей»! И никаких брюк, никаких свитеров! Платья с оборочками и рюшечками: белые, голубые, розовые, в цветочек, в горошек… Меня возили к портнихе, которая уже совершенно выжила из ума и шила фасоны времен своей молодости, но мы давали ей шить мою одежду, потому что она могла потрафить дедову характеру… А характер у него был крутой. Но, правда, когда я наутро после выпускного пошла в парикмахерскую и подстриглась – ни слова не сказал. Все в порядке, я теперь девушка, могу носить взрослую прическу. И вот я стала замечать, что год за годом стригусь все короче. Так я скоро наголо побреюсь! До восемнадцати лет не разрешали встречаться с молодыми людьми, а после восемнадцати каждого парня, которого видели со мной рядом, автоматически записывали в женихи… Представляете?