Наталья Аронова - Душенька

– А вот и наша принцесса! – вскрикнула Соня, обнимая девочку. – Здравствуй, дорогой. Евдокия, это мой муж Камиль и наша дочка, Агата. Дорогой, а это Евдокия, та самая, что согласилась помочь нам с фуршетом.

Камиль посмотрел с интересом на меня, я – на него. После того, что Соня рассказала мне по дороге, мне казалось, она должна быть не замужем.

– Очень рассчитываю на вас. Для Сони так много значит этот прием… Обещайте мне сделать ее счастливой.

– Я постараюсь, – кивнула я, ежась под его оценивающим взглядом.

– Ты не представляешь, какое мы сочиняем меню, – похвасталась Соня, торжествующе помахав блокнотом. – Изысканное! Изощренное! Не хочешь принять участие в выборе вин?

– Я потом дам свои бесценные советы, – улыбнулся Камиль. – Сейчас мы едем на обед к бабушке с дедушкой. Ну, развлекайтесь, девочки. Агата, поцелуй мамочку и пойдем, наденем шубку.

Девочка ткнулась лицом в подставленную щеку Сони и что-то зашептала ей на ухо. Камиль смотрел с улыбкой на эту умилительную сцену, и я вдруг почувствовала печаль.

Но потом Сонин муж и дочка ушли, а Соня сварила очень вкусный кофе и принялась рассказывать мне, как на ее выставке во Франции рабочие повесили одну из абстракций вверх ногами.

– А когда я упрекнула их, они сказали: «Мы не могли понять, мадам, где у нее верх, а где низ! В багетной мастерской тоже не поняли!»

Соне, видимо, нравилось, как я реагирую на ее остроумие, и она просто забросала меня забавными историями и анекдотами. От смеха у меня заболел живот, от крепкого кофе стучало сердце. Я чувствовала себя превосходно. Соня подвезла меня до вокзала, и мы уговорились встретиться через два дня, чтобы вместе купить продукты для фуршета.

На следующий день произошло еще кое-что, достойное упоминания.

Была моя смена в «Boule de Suif».

К счастью, народу в тот день было немного. В «Boule de Suif» вообще редко бывали аншлаги, это было скорее заведение для избранных. Некоторых избранных я уже знала в лицо – человека с сероватым лицом почечника, заказывавшего варенную на пару рыбу; трех шумных подруг, забегавших после фитнеса подкрепиться птифурами; парочку любовников, всегда садившуюся у окна, – он с аппетитом ел, поглядывал на часы, а она смотрела на него так, словно вот-вот заплачет… По пятницам приходила конопатенькая девушка, про которую мне сразу же сказали, что она дочка олигарха. Девушка лакомилась фирменными «драгоценными» меренгами, как простая смертная. Впрочем, простым смертным «драгоценных» меренг не доставалось никогда.

В общем, я не сказать чтобы очень уж была занята, когда на пороге официантской появилась Цецилия Ивановна, Цыпочка. За рукав куртки она влекла какого-то паренька, облик которого был бы совсем уж неприметным, если бы не прыщи.

– Этот молодой человек утверждает, что ему нужны вы! – произнесла Цецилия Ивановна и подбоченилась, словно сварливая жена, намеревающаяся закатить неверному мужу скандал.

– Евдокия Звонарева? – прошептал юноша. – Вам посылка. Распишитесь, пожалуйста.

Он подсунул мне фирменный бланк, и я поставила свою подпись, все еще недоумевая.

– Прошу вас… – В моих руках оказался объемный, но легкий пакет в белой бумаге.

– Так вы курьер? – разочарованно протянула Цыпочка. – Сразу бы и сказали…

– Я и говорил, – проблеял парнишка, но счел за благо не вступать с Цыпочкой в спор, а поскорей удалиться.

– В другой раз милости просим с черного хода! – крикнула Цецилия Ивановна ему вслед и подступила ко мне: – Евдокси, что там? Что в этом пакете? Кто это вам прислал?

– Не знаю, – призналась я. – На бланке не было имени отправителя.

– Так открывайте же. Нет! Стойте! А что, если это террористический акт? Вдруг там тротил… Или гексаген… Или споры сибирской язвы?

У меня чесался язык сказать, кто здесь есть сибирская язва, но я воздержалась и рванула обертку, оказавшуюся необыкновенно шелковистой и приятной на ощупь.

Разумеется, это были цветы. Огромный букет ирисов и тюльпанов, такой неуместно прекрасный в заснеженной Москве. В переплетении белел прямоугольник визитной карточки, но на ней не было имени загадочного дарителя, только от руки написанное: «Pour une…»

– Что это значит? – спросила я у Цецилии Ивановны, которая прочитала записку через мое плечо.

– Я думала, вам виднее, – проворчала она, но все же ответила: – Это значит «единственной», «для единственной». Кто-то очень красиво ухаживает за вами, дитя мое. Вот я помню, за мной однажды…