Александр Галкин - Семейные сны

- И тебе скажу: вы меня ненавидите вдвоем! - Бабка не зря его поджидала.

- Так же как и ты - нас, - грозно закричал отец.

- Ненавидите! - крик становился нешуточным.

- Хватит! Все!

- Все! Все! Все! - В бабкином произношении это слово, произнесенное с нарастающей угрозой и силой, выходило как "фсо! фсо! фсо!", что вносило комический оттенок в эту потрясающую драму характеров. - Я кушать не буду!

- Не ешь: одним едоком меньше!..

Я выскользнул из туалета, проскочив за спиной отца и успев заметить, как задвигается дверь в бабкиной комнате.

Началась программа "Время". В комнату ворвался Акакий, похвастался куском колбасы, который он жевал: - "Бабаска!.. Баба..." - "Баба тебе дала? Ну молодец!"

Подскочив к телевизору, он без подготовки залупил ладошками по телевизору. Я с боем оторвал его от этого занятия, посулив вечернее чтение. Он тут же притащил откуда-то из-под стола любимую книжку, залез на диван с возгласами: "Титать! Титать!" - и, привалившись к спинке, устроился слушать. Ткнув пальцем в первую попавшуюся страницу, приказал:

- Во тета титай!

- Не стерпел

Медведь,

Заревел

Медведь,

И на злого врага

Налетел

Медведь.

Уж он мял его

И ломал его... *14

- Я не сижу между двух стульев! Я сижу на своем стуле! А если кто не хочет, то не надо нам, понимаете ли, подбрасывать... и мозги пудрить...

В телевизоре возникла гнетущая предгрозовая атмосфера, невольно заставившая нас с Акакием оторваться от книги и недоуменно посмотреть друг на друга - и в телевизор.

- Это дядя Миша а-та-та делает!

- А-та-та! - Акакий соскочил с дивана, собрал в охапку свои машинки, разложил их на кресле колесами вверх, так сказать, на живот, и стал с размаху хлопать по ним, удовлетворенно выкрикивая: "А-та-та... а-та-та!"

Из телевизора раздался гром аплодисментов. Акакий тоже радостно захлопал в ладоши - "сделал ладушки".

- Мы не пятимся назад, не топчемся на месте, а делаем шаг вперед, неуклонно двигаясь по пути демократизации...

Вошел отец, встал напротив телевизора, опершись культей об стол и держась за костыли. Прищурившись, он неодобрительно и злобно всматривался в экран. Когда же вновь речь разорвали аплодисменты, угрюмо заявил: "Перестройка - это онанизм!"

Пока отец, подслеповато морщась, ерзал культей по стулу, я думал о культе личности. Сталин тоже был сухорук: у всякого деспота обязательно должна быть своя культя личности.

13.

В комнату стал стекаться народ, рассаживаться: сейчас начнется Кашпировский. Одна бабка, объявившая голодовку, осталась у себя.

Как обычно, сеанс проходил по выработанной схеме. Сначала Кашпировский читал благодарственные телеграммы излечившихся от фибромиомы, мастопатии, варикоза, энуреза, псориаза, астмы, сколиоза и кефоза, сопровождая чтение комментариями: ""Помогите стать мужчиной! Сорок лет не женат". Серьезное сообщение. "Помогите моему зятю иметь детей". Я думаю, в сегодняшней передаче я помогу этим людям и дам такую установку".

Затем у микрофона выстроилась очередь, и каждый в быстром темпе стал излагать, какая болезнь у него прошла: "Левая нога выросла на шесть сантиметров". "Семь лет не беременела, а после третьего сеанса -- забеременела".

"Когда вы в прошлый раз, Анатолий Михайлович, давали добро мужчинам на милосердие к женщинам, мой Гриша, мой муж, подошел ко мне, задумался и сказал:

- Галинушка, а ведь я тебя обижал. Я никогда больше не буду тебя обижать!

Спасибо вам, Анатолий Михайлович!"

Зазвучала знакомая музыка. Кашпировский торопился договорить заключительные фразы. Этот сеанс был последним, и в словах целителя зазвучали попеременно то патетические ноты скорби, то плохо скрытое раздражение, то жалобы на судьбу.

"Я доволен тем, что достиг цели. Впрочем, общественное сознание еще не слишком готово, чтобы в ста процентах случаев воспринять эти передачи правильно и не приукрасить их мистикой, не преувеличить, а с другой стороны, не преуменьшить их значения. Помните, я и свою самую первую фразу сказал, что пришел к вам слишком рано. Я не ошибся...

Вот передо мной лежит книга. Она называется "Жизнь Иисуса Христа".*15 Замечательная книга! И вот здесь есть такое: "Не нарушить пришел я закон, но исполнить". Потому что в человеческом организме есть такой закон, есть такая истина, что в результате психологического воздействия он может выздоравливать. Вот эту истину я и обнажил ! Но не извратил... Например, если женщина с мастопатией грудной железы, то существуют тут две истины: первая - нужно делать хирургическую операцию, а истина в том, что она может обойтись без скальпеля. То есть я обнажаю заложенные в сути вещей истины, я не нарушаю закон. Операция - это есть нарушение закона. Вот эта фраза Иисуса мне понятна, очень близка... она гениальна".