Елена Катишонок - Счастливый Феликс [рассказы и повесть]

– Ты заметил?.. – начала Валентина, но Павел жестко перебил:

– Трудно было не заметить. Завтра извинишься.

– Я?! За что?

– Непонятно? За то, что довела старуху до слез, что…

– Или за то, что вступилась за детей?

– А кто тебя просил за них вступаться? Лучше бы последила, чтобы такого не случилось, а не висела с Лилькой на телефоне!

– На каком телефоне? Я в ванной была, стирала!

– Что, так срочно стирать приспичило?

Снова стало сухо во рту. Ничего не говорить, ни слова. Иначе мы рассоримся, да мы уже ссоримся, процесс пошел , все летит в тартарары! Она достала из верхнего шкафчика сигареты, закурила. Сейчас он тоже закурит, а это означает хоть минуту-полторы молчания, сосредоточенности на первых затяжках, и… может быть, раздражение выдохнется вместе с первым дымом, а еще через несколько минут можно будет сказать…

– Софе мешает запах табака, – бросил муж.

– Так не кури! – вспылила Валентина. – Ты знаешь, как я редко…

– Она жаловалась, что ты и твои подруги курили на кухне. Потом у нее болела голова.

– Поэтому она называет детей шантрапой?..

Вместо ответа он потряс спичечным коробком и шагнул на балкон.

Валентина не вышла. Курить расхотелось. Впору самой зарыдать в платок или садануть изо всех сил дверью, как это делает Софа, которой вдруг стал мешать запах дыма. До сих пор она, кстати, ни разу не жаловалась, хотя Пашка постоянно дымит, да и Кеша временами, но именно ее сигарета вызвала головную боль. Что за притча?

Мне тоже что-то мешает. Гренадерская поступь, ночной дозор с грохотом дверей, коктейль мастики и «Красной Москвы». Софа пропитана ею, как церковь ладаном. Или тоскливый запах нафталина, встречающий и обволакивающий каждого входящего. Непринужденная привычка брать первую попавшуюся кастрюлю, тарелку, чашку. Да на здоровье! – если б она не оставляла их недомытыми: жирными, выскальзывающими из рук. Лучше бы совсем не мыла… Можно что-то сделать? Например, попросить не вытираться Ромкиным полотенцем, вот же ваше висит на соседнем крюке! Действительно; можно ведь один раз высказаться вместо того, чтобы молчать, раздражаться, менять каждый день полотенца и постоянно перемывать посуду, которая притворяется чистой?

Можно, конечно.

Только… нельзя.

Потому что тогда квартира превратится в классическую коммуналку, где кокнутая безделушка разбирается на товарищеском суде.

Фантастическая картинка мелькнула и спряталась. Открылась балконная дверь, вышел Павел.

– Поздно уже, – заметил, посмотрев на часы. И продолжал тем же голосом: – А завтра ты пойдешь и попросишь прощения.

И вышел из кухни, не дожидаясь ответа.

В споре прав тот, кто сумел обосновать и доказать истину. В ссоре сталкиваются две истины, поэтому побеждает уступивший. Потребовался не раз и не два, пока Валентина усвоила и приняла это правило. Вовремя замолчать, проглотить рвущуюся реплику вместо того, чтобы домогаться справедливости. Иначе предстоит напряженное молчание, «обоюдоострый меч», редкие вопросы и краткие ответы, то есть та же коммунальная квартира, вынужденное сосуществование, тихий ад.

А если посмотреть на все это из зрительного зала, как будто действие происходило не на кухне, где еще висит едкий запах эпоксидки, а… в кино. Или на сцене самодеятельного театра – репетиция бездарной пьесы, поставленной бездарным режиссером. На роль благородной старухи назначена тетя Софа, и резонер Кеша пытается всех убедить, что так и должно быть, в этом и заключается замысел автора. «Типичная петербургская старушка», так и выразился, хотя кто-кто, но сам он знал, о каком персонаже говорит. Это мы не знали. Резвое воображение до встречи с теткой подкидывало эскиз за эскизом. Софа не виновата, что написанный воображением портрет оказался не похож на оригинал. Она такая, как есть, и, видимо, была такой всю жизнь. Когда она увидит, как виртуозно Пашка склеил овцу, обида рассосется. Мальчишки на все лето уедут, и милая тетя отдохнет от «шантрапы».

За окном уютно шелестел дождик, и Валентина боролась с дремотой, стараясь вспомнить что-то важное, завтра надо Пашке сказать… Где-то близко шуршала газета – или дождь? Она уснула.

На следующий день стало ясно, что никуда обида не рассосалась. На приветливое: «Доброе утро!» тетя не ответила, глаз не подняла; громыхнув дверью, скрылась у себя в комнате. Вечером, когда Валентина собирала детские вещи на дачу, в дверях появилась Софа. С замотанной полотенцем головой, она хваталась за притолоку, словно боялась упасть.