Сергей Морозов - Великий полдень

Делегаты и гости, конечно, стали вертеть головами, высматривая меня.

Не то чтобы я отличался большой скромностью, но в этот момент я действительно был готов провалиться сквозь землю. Мне сразу припомнился тот случай, когда меня вытащили выступать перед нашими местными громилами бандитами. Но ведь тут-то, наверное, были не одни бандиты.

— Ну что же ты, — энергично подтолкнула меня жена, — раз уж пришел, иди скажи, что ты тоже часть России, поблагодари за добрые слова в свой адрес!

— Иди, иди, Серж, — шепнула мне с другой стороны Мама. — Очень хорошо! Ничего, кроме пользы, от этого не будет… Ради нее, — чуть слышно прибавила она. — Считай, что вы с ней уже помолвлены. Тайно помолвлены. Это между нами…

Меня словно обдало горячей волной. Как будто в легком хмелю я выбрался из ложи и стал кое-как пробираться к трибуне. Из Папиной ложи на меня с любопытством смотрели обе девушки и сам Папа. О. Алексей перекрестил меня. На трибуне меня уже ждал листок с небольшой речью. Мне оставалось лишь прочесть ее вслух. Что поразило меня, едва я пробежал речь глазами (я успел это сделать, пока затихали аплодисменты), в приготовленной для меня шпаргалке не содержалось ничего такого, что противоречило бы моим убеждениям или хотя бы раздражало. Текст был таким, словно я сам его и писал. Я понял, что за папку передала в президиум изумрудноглазая девушка Альга…

Делать было нечего. Я отбарабанил текст. В конце, как ни странно, даже не значилось никаких идиотских лозунгов. Лозунги произносились и без меня.

— Москва!.. Россия!.. Победа!..

Свершилось. Москва была провозглашена заповедной и материнской территорией России, последствия чего в то время никто не мог предвидеть.

Между прочим в резолюциях исторического заседания в качестве одного из пунктов «слушали постановили» было черным по белому указано, что отныне я, такой то и такой то, являюсь действительным и постоянным членом нового движения, и мне официально присваивается звание Великого Народного Архитектора. Этот чисто формальный и, казалось бы, сугубо протокольный пункт совершил самые конкретные и ощутимые перемены. Я превратился не то в государственного, не то в общественного деятеля, и оказался в непривычной гуще событий. Я что называется мгновенно сделал карьеру.

Во первых, меня завалили разнообразными денежными пособиями из специального закрытого фонда России. Я тут же стал получать всевозможные «архитекторские» и «представительские», гонорары за «участие» в работе аналитических групп, единоразовые пособия «на культурные нужды», а также прекрасные продовольственные пайки к общегосударственным и, особенно, к церковным праздникам. Теперь у меня завелись живые (и немалые) деньги, которых я давным давно не держал в руках.

Во вторых, в особняке, где располагался офис местных органов самоуправления, мне был отведен довольно таки обширный личный кабинет, на дверях которого засверкала свежая золоченая табличка с моим именем. Якобы для общения с народом кабинетик. Апартаменты. Я там, конечно, почти никогда не появлялся, чего от меня, впрочем, никто и не требовал, поскольку, как оказалось, у меня хватало других гораздо более масштабных, по сравнению с районной суетой, дел.

В третьих, и это, пожалуй, самое главное, теперь практически постоянно и с полным на то основанием я мог находиться в Москве. Многочисленные рабочие комиссии прочно обосновались в Шатровом Дворце, а раз в неделю в главном зале проходило расширенное заседание. Я с удовольствием пользовался любым случаем побыть в родных стенах.

Появилась у меня и надежда на собственные апартаменты в Москве. Сведущие люди подсказали, что мне следует обратиться с соответствующим заявлением непосредственно в центральный аппарат, в комиссию по жилищному фонду. Что, мол, для более плодотворной работы мне необходим офис в Москве, причем желательно поблизости от Шатрового Дворца. Я подал заявление и, как ни странно, очень скоро получил ответ, что мое заявление рассмотрено на заседании соответствующей комиссии, моя просьба признана в целом обоснованной, и возможности изыскиваются… В свое время, после нелицеприятных и даже унизительных объяснений с Папой, что неплохо бы мне (хотя бы как почетному гражданину и т. д.) обзавестись пусть самыми скромными, но собственными апартаментами в Москве, уязвленный в лучших чувствах, я плюнул — не надо, мол, мне Москвы, как-нибудь обойдусь без нее, — ан нет, как выяснилось, что еще как надо!..