Владимир Соловьев - Апокалипсис от Владимира

Хасан побелел от страха, но смог выдавить из себя улыбочку:

— Грешен! Возникла одна просьба, но только одна.

— Слушаю тебя, — покровительственно сказал я.

— Можно, я возьму у вас автографы и размещу их на моей апостольской продукции?

— Зачем, — удивились мы, — ведь деньги тебе не нужны?

— При чем здесь деньги, хабиби, — залепетал продавец, — при чем здесь деньги? Просто у всего города такого нет, а у Хасана есть. Знаешь, как приятно?

Я многозначительно посмотрел на Билла — грех тщеславия Даниилу все же не удалось побороть. Моему брату захотелось продолжить игру, и он взял инициативу в свои руки.

— Скажите, уважаемый, — спросил Билл, — а майки с чьими портретами продаются лучше?

Хасан потупил глаза. Я даже не стал пытаться читать его мысли, так как происходящее в его мозгу напоминало круговерть барабана «Спортлото». — Вам не могу врать, — торопливо ответил Хасан, — оба хорошо идут! Но вас, уважаемый, сильно молодежь не любит. Эти ваши «окна», знаете ли, — Хасан долго подыскивал подходящие слова, — виснут постоянно! Так что в сердцах о вас много чего говорят. Некоторые даже покупали майки и рожки вам подрисовывали. Вы только не сердитесь…

Билл ухмыльнулся, достал из глубин хитона фломастер и размашисто расписался на майке со своим изображением. Затем еще раз посмотрел на свой портрет и быстро пририсовал ему симпатичные рожки. Полюбовался содеянным и добавил высунутый язык.

— Вот так в самый раз будет! — сказал Гейтс и отдал майку сияющему от восторга Хасану.

Я вежливо, но довольно решительно взял Билла под руку и вывел его из лавки на улицу. Отойдя шагов на пять, я махнул рукой назад, и майка с политически некорректными каляками, вспыхнув в руках изумленного Хасана, обратилась в пепел. Зато все остальные изделия с нашими изображениями оказались подписанными.

— Так, — улыбнулся я, — судя по не в меру самокритичному поведению, ты у себя в Америке наворочал дел почище моего?

— Ну да, — промямлил Билл, — а ты что натворил? Я был настолько занят, что не следил за происходящим в твоей части света.

— Я был добр: уничтожил весь цвет российской журналистики, провалялся три дня в обмороке, после чего обозлился на Еноха и попытался его грохнуть. Но так как на помощь ему явился Илия в своей долбаной колеснице, то деды удрали, а я по случайности привел к единому знаменателю все население города Красноярска. Таковы вкратце мои подвиги. Это я еще не беру во внимание созидательную часть — работу с общественностью, властью и прочую лабуду.

— Впечатляет, — присвистнул Билл. — Но я тоже хорош, отличился по полной программе!

— Уничтожил всех нелегальных пользователей твоего софта? — ехидно предположил я. — Или нет, еще хуже: дал интервью вражескому каналу, а не нашему другу Теду, и он довел тебя до истерики?

— Ты недалек от истины, друг мой, совсем недалек. Знаешь, я ведь сначала думал, что после всей мощи, продемонстрированной Даниилом, мне будет довольно легко общаться с согражданами, но оказалось, что я совсем не прав. — Билл обернулся на лавку Хасана, очевидно, вспомнив отзывы о себе, пожал плечами и посмотрел на меня:

— Во многом я повторил твой путь. Решив, что при столь разветвленной сети дистрибьюторов продукции «Майкрософта» мне будет несложно донести слово Даниила до максимального числа пользователей, я первым делом открыл сайт. Посадил туда обученных людей, в задачу которых входили ответы на просьбы страждущих и выдача им советов о том, как вести себя в житейских ситуациях в соответствии с Учением. Идея пошла на ура, и вскоре количество ежесекундных обращений превзошло все самые оптимистические прогнозы. Появились наши колонки в газетах, были запущены программы на радио и телевидении. Конечно, внутренне я был готов к тому, что нелюбовь многих ко мне никуда не делась и рано или поздно она проявится, но они ударили меня по самому больному месту. Гейтс сжался, будто его били прямо сейчас.

— Ты знаешь, как непросто складывалась моя личная жизнь и как счастлив я в браке. Жена для меня столь много значит, что когда они устроили этот… — Билл не смог продолжать. Спазм перехватил его горло, кровь отлила от лица, а на глаза навернулись слезы. Пытаясь их сдержать, он высоко задрал подбородок и учащенно задышал.

— Успокойся, — сказал я, — может, не надо об этом рассказывать?

— Надо, — ответил Билл, — знаешь, как тяжело держать все это в себе?

Я подумал об Эльге, и мне стало стыдно за себя. Вот Билл — молодец, любит свою до беспамятства, заботится. А я — вышел из дома в Москве в домашнем халатике и через Красноярск в Иерусалим нон-стопом. И ни слова домашним — а они там, наверное, с ума сходят. Хотя бойцы у меня грамотные, что-нибудь наплетут. Надо им каких-нибудь сувениров привезти, что ли, да и про подарки Эльге не забыть.