Даниил молчал. Он ждал, ждал и ждал. И вот первый робкий шепот пронесся по рядам. Люди ожили и стали активно обсуждать услышанное, сначала настороженно, а потом все смелей и смелей признавая справедливость услышанного. Действительно — рожать перестали, а о строительстве Храма ничего и не слышно. Сидящие у телевизоров поддержали общее настроение, возмущаясь поведением приближенных и отсутствием прежнего греховного веселья.
Кары небесной все не следовало, и заявления становились наглее. Я почувствовал, как ненависть и презрение к этому семени людскому начинают обуревать меня. Обернувшись к Спасителю, на лице которого появились слезы, я произнес:
— Учитель, позволь мне покарать маловеров! Я поднял глаза на Билла и увидел, что мой брат думает так же, как и я. Апостольские перстни сладко звенели в предвкушении битвы, а фоном гремела грозная мелодия колец наших ребят. Восемь колец — достаточно, чтобы навсегда вывести этот человеческий сорняк с лица Земли! Восемь — число спасения и любви к Богу, а не вечной жизни человеческого отребья!
Даниил, все это время стоящий на ногах и всматривающийся в лица людей, медленно опустился на колени. По лицу его текли слезы.
— Так вот какова глубина вашей веры и истинная ваша цена! — вымолвил Даниил. — Жалко мне вас, ибо вы слабы. Неверие ваше страшно и мучительно. Как же можно даровать Храм, когда столь греховны ваши помыслы? Каких еще доказательств вам нужно, жестоковыйные, чтобы уверовали вы в Господа? Каких чудес вы не видели? Или будете кричать, как ваши предтечи, — распни его? Умри и воскресни, искупи жертвой наши грехи? Вы этого хотите — чтобы ради вас я взошел на кресте Лишь тогда ваша вера станет полной? Кто вам поверит? Не для вас жертва моя, а для пославшего меня! Ему — боль и слезы. Но страшитесь дня моего Воскресения, ибо не будет более у вас оправданий!
Даниил поднялся на ноги и обвел печальным взглядом мгновенно умолкшую толпу:
— Я принесу эту жертву в день сегодняшний — пятничный, и пройду путем Христа! Не вам жертва, не ваши грехи искуплю, а оскорбление неверием, которое вы наносите Отцу моему, чье сердце раните. Не случайно сравнивал Он народ сей с блудницей — твари и есть! Я взойду на крест, но не один, а как в Писании сказано: «в окружении разбойников». Даниил указал на пророков:
— Вы, смутившие слабые души и посмевшие поднять руку на следующих за мной, вы будете свидетелями мучений моих, ибо кресты наши рядом стоять будут! И тела будут рядом лежать. «Смертию смерть поправ». Своей смертью попирать буду смерть ваших греховных душ!
Я плохо помню все случившиеся после — у меня из глаз постоянно лились слезы. Все знакомое мне вдруг куда-то исчезло. Иерусалим стряхнул с себя два тысячелетия, и вот я бегу среди каких-то людей, выстроившихся вдоль пути следования несчастных.
Жутко палит солнце, духота, я не узнаю ни одного человека и только вижу, как впереди Учитель несет тяжеленный крест, а за ним плетутся еще двое с такой же ношей на плечах. Я чувствую, как Учителю тяжело — кто-то нацепил на его голову терновый венок, и кровь сочится по его измученному лицу. Учитель страдает! Растолкав обезумевшую толпу, мне удается прорваться к нему, и я кричу:
— Спаситель, позволь мне помочь тебе!
Он поднимает на меня глаза, и в них столько любви, что я начинаю рыдать еще горше.
— Не бойся, Владимир, — отвечает он, — я сам выбрал этот путь.
Какая-то женщина вытирает его лицо, какой-то мужчина пытается помочь ему донести крест, а какие-то люди бросают под ноги Спасителя лепестки роз. Вокруг страшная суета и гам. Я слышу, как начинают избивать стариков, идущих за Ним, как толпа улюлюкает и издевается над ними, но во мне нет сострадания. От немедленной расправы их спасает только охрана.
Каждый шаг дается Даниилу с трудом, но он продолжает взбираться на Голгофу. И вот уже конец пути. Охрана отсекла толпу, и даже мне не удалось преодолеть заградительный кордон.
Я слышал ужасный звук гвоздей, пронизывающих Его плоть, и завыл от собственного бессилия и ненужности.
Я сел на землю и молился сквозь слезы. Молился долго, чтобы Господь не мучил сына своего и прекратил его страдания. И слышал я сквозь молитву мою, как поносили его распятые рядом с ним разбойники, а часов в шесть сошла великая темень и продолжалась до часа девятого.
В девятом часу возопил Иисус громким голосом: Элои! Элои! Ламма савахфани? — что значит: Боже Мой! Более Мой! Для чего Ты Меня оставил?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу