Владимир Митыпов - Геологическая поэма

Мужчины молчком, вытирая спинами известку со стен, шаг за шагом продвигались к выходу. Лица у всех были не то виноватые, не то испуганно-сконфуженные, не то подавленно-злые. Сложная гамма чувств отображалась на загорелых физиономиях сильного пола. Только малый с крысиными зубами, на лице которого застыла кривая и бледная ухмылка, бормотал запинаясь:

— Эдик… Эдюля… плюнь… все пройдет… как с гуся белый дым…

Все вместе, кучкой, выбрались из штормящей избы. Остановились возле крыльца, в полосе света, падающего из окна. Вид у всех был такой, словно побывали под проливным дождем.

— Вот дала так дала! — ежась, покрутил головой «Не пей сырую воду!» — Чокнутая. Такая и пришить может, запросто…

— Бабам водку ни в коем разе давать нельзя, дуреют они от нее, — авторитетно заявил малый с крысиными зубами и осторожно оглянулся на дверь. — Эх, а сколько осталось недопито…

— Заткнись, Гошка, — буркнул Эдик, угрюмо покосился на Валентина. — Из-за тебя все… Приперся…

— Давить таких надо, — с готовностью поддержал его Гошка.

Валентин в ответ лишь пожал плечами. Он ощущал в себе противное и не испытанное ранее чувство полнейшей пустоты, равнодушия. Начни эти парни бить, у него не хватило бы сейчас сил свалить с ног хотя бы даже вот этого тощего Гошку. «Старею, что ли?» — мелькнула неожиданная, совершенно дикая мысль.

Эдик скрипнул зубами, поднял ладони, задумчиво оглядел их, сжал кулаки. «Интересно, успею уклониться?» — как-то отстраненно подумал Валентин, наблюдая за этими манипуляциями. Эдик вздохнул, медленно опустил руки и кивнул в сторону калитки:

— Отойдем-ка на пару ласковых…

Валентин опять пожал плечами и не оглядываясь пошел первым.

Улица была темна и пустынна, только вразбежку, метрах в двадцати — тридцати друг от друга, лежали под окнами размытые прямоугольники света. Слышно было, как в центре поселка, довольно далеко отсюда, невнятно хрипит установленный на столбе громкоговоритель. В противоположной стороне, и тоже неблизко, пиликала гармошка.

Эдик догнал и с десяток шагов шел рядом, не говоря ни слова. Только зло сопел.

— Слушай, — он вдруг остановился, помолчал и заговорил, глядя в сторону — Зря ты пришел сегодня… Сам должен понимать: одно дело просто знать, что у нее кто-то там был до тебя, а совсем другое — когда вот он, с наглой рожей сидит перед тобой… — Эдик запнулся, раздраженно передернул плечами. — Оборзеть можно!.. Короче: был у тебя с ней интим? Как мужик мужику, а?

Валентин ответил не сразу. Он все еще ощущал вялость во всем теле, но в прохладе наступившей ночи голова прояснялась.

— Знаешь, на твоем месте я не стал бы интересоваться этим, — сдержанно сказал он. — И это не имеет теперь значения, потому что… я женюсь на ней.

— Че-е-го? — неимоверно изумленно протянул Эдик. — Женишься? На Томке? Ну-у ты даешь…

Валентин не разглядел движения его руки, но успел инстинктивно откачнуться, смягчая удар. В глазах полыхнуло зелено-алым. В следующий миг он поймал Эдюлю за запястье, заломил, и тот оказался развернутым к нему спиной.

— Что, гад, самбу знаешь? — скрипнул зубами Эдик.

— Какое там самбо… — Валентин отпустил его руку. — Зря в бутылку лезешь. Эти дела так не решаются.

— А тут нечего решать! — Эдик говорил отрывисто и зло. — Я уже матери дал телеграмму. В Минск. И ответ получил — что ждет с невесткой, понятно? И если бы не ты…

«Ай да Эдюля! — пронеслось в голове. — Поставный парень, как сказала та бабка…»

— Стоп! — нарочито грубо сказал Валентин. — Может, оно к лучшему — все прояснилось. Сделаем так: утром я улетаю в поле. Если сможешь… если она захочет — увози ее с собой. А если нет — то вернусь с поля и…

— Вернешься с поля — поищешь себе другую! — мрачно оборвал Эдик.

— Что ж, посмотрим.

— Нечего смотреть!

И, не прибавив больше ни слова, Эдюля повернулся и быстрыми шагами пошел прочь.

«Черт!»

Валентин закрыл глаза. Где-то на периферии сознания ворохнулась совершенно небывалая, крамольная мыслишка, что, пожалуй, давеча следовало выпить. На душе было мерзопакостно. «Какие ж мы все еще питекантропы, — подумал он. — Обезьяны. Добыть себе подругу в схватке с другим самцом — разве не животные?» Как бы то ни было, а свои отношения с Тамарой он всегда считал отношениями двух разумных людей своего века. По крайней мере, старался делать их такими. Что-то понимать, что-то не принимать всерьез, чему-то не придавать значения…

— Ч-черт! — проговорил он вслух, не трогаясь с места.