Владимир Митыпов - Геологическая поэма

— Простим ему — он сегодня, буквально, с академиками будет общаться, — вступился за него Лиханов. — Ты помнишь, Наташа, такую фамилию — Стрелецкий?

— Стрелецкий? Он что, учился с тобой?

— Какой там учился! Довоенный еще геолог. Ученый. Книги, буквально, у него, труды…

— А, вспомнила, вспомнила! Ну и что он — умер, да?

— Типун тебе, елки-палки, на язык! Валя вон сегодня вечером разговаривать с ним будет.

— Ой, правда? — почему-то обрадовалась Наташа. — Он вас вызвал?

— Ты, Валя, буквально, хоть рассказал бы нам, что у тебя за дела там такие, — попросил Лиханов, отрываясь на миг от супа. — А то мы…

Тут в прихожей заверещал телефон.

— Не дай бог, чепе какое-нибудь, — буркнул Лиханов, вставая из-за стола.

— Слушаю! — начальственно пророкотал он в трубку. — А, это ты… Давай текст. Так… Ага… Понятно, спасибо!

Он вернулся, говоря на ходу:

— Пляши — Ревякин-то твой, понимаешь, выслал-таки вертолет. А я что-то сомневался немного. Думал, вся эта твоя затея — мартышкин труд… Да ты сиди, сиди, — придержал он встрепенувшегося Валентина. — Поди, он еще только-только из Абчады вышел. Вот как услышим, что он гудит, — я заведу мотоцикл и прямо к вертолету тебя доставлю… Да, ведь ты же так и не рассказал нам о деле своем!..

— И что ты пристал к человеку! — Наташа укоризненно взглянула на мужа. — Может, ему не хочется говорить. Или нельзя…

— Да что вы! — Валентин рассмеялся. — Дело-то, собственно, вот в чем. Вы, конечно, в курсе, какая складывается ситуация у гулакочинцев. Есть рудное тело. Мощность, длина по простиранию, содержание полезных компонентов — все соответствует требованиям. До полного счастья не хватает лишь пустячка — на некоторой глубине рудные минералы исчезают, как обрезанные. Буровые скважины входят в мощную зону дробления и — с приветом, будьте здоровы. Если б не это, месторождение стояло бы в ряду классических, а ребята из Гулакочинской разведки швырялись премиальными.

— Как же, как же, — кивнул Лиханов. — Четвертый год люди трудятся, дырок в земле понавертели… С переменным, как говорится, успехом. Что ж, наше дело такое — раз на раз, елки-палки, не приходится.

— В управлении на них большие надежды возлагают, — сказала Наташа. Мы с Лешой были там недавно и встретили знакомых гулакочинцев. Они показывали образцы сплошных руд — красота!

— Да, руды у них впечатляющие, — согласился Валентин. — Но сверх того, что найдено, они, сидя у себя на Гулакочи, ни шиша не найдут.

— Ах, какой вы, Валя, решительный! — засмеялась Наташа. — Даже завидно. Вот что значит молодость.

— Мне показалось, что парни с Гулакочи настроены очень уверенно, — заметил Лиханов. — И начальство их по шерстке гладит.

— Да, хвост они держат пистолетом, — усмехнулся Валентин.

— Сказать прямо — гулакочинцы сейчас на особом счету, — вставила Наташа. — Любимчики!

— Оно, буквально, может, и не совсем так, — мягко поправил Лиханов. — Но допустим, оборудование новое, запчасти и прочее в первую очередь — им. Ясное дело — месторождение нужного сегодня сырья! Однако же почему ты полагаешь, что они ни шиша там не найдут больше?

— Дай же человеку поесть! — возмутилась Наташа. — А то с этими разговорами он голодный из-за стола встанет.

— Спасибо, я уже сыт, — Валентин отодвинул от себя тарелку с недоеденным бифштексом. — Почему я сомневаюсь? М-мм, видите ли… В ходе съемочных работ за эти пять лет я пришел к мысли, что геологические структуры в нашем районе напоминают… ну, скажем, черепицу, систему налегающих друг на друга гигантских чешуй. И следовательно, для правильного понимания его строения важны в первую очередь не вертикальные разломы земной коры, как это издавна принято считать, а пологонаклонные, близкие к горизонтальным.

— А-а, вон ты о чем! Покровные структуры, то бишь шарьяжи, — Лиханов, смеясь, повернулся к жене. — Наташа, ты помнишь, с каким отвращением произносил это слово профессор Хрусталев? Приналяжет, бывало, на «эр» — шар-рериажи! — и лицо такое сделает, будто акрихина отведал.

— То-то и оно-то, — Валентин скосил глаза на окно, за которым погода как будто бы постепенно разгуливалась. — Послушать моего отца, времена были баснословные. С одной стороны — так называемые фиксисты, это правоверные, стоящие на том, что породы земной коры извечно пребывают на месте своего образования, а если и движутся, то только вверх-вниз. А с другой стороны — еретики, мобилисты. Эти доказывают, что обширные участки земной коры могут быть перемещены на десятки, сотни и — страшно сказать! — тысячи километров… Короче, пошумели, поспорили, затем фиксисты оказались наверху, и пора дискуссий кончилась. Отошла лафа. Всерьез упоминать о шарьяжах, мягко говоря, стало неприличным. Все равно как, допустим, заявиться в храм божий и кричать там, что человек произошел от обезьяны. Инакомыслящих попросту заплевали бы… Рассказывать студентам о мобилизме — боже упаси! Издаться, напечататься — не моги и думать!..