Владимир Митыпов - Геологическая поэма

Глубокая, весомая тишина стояла вокруг — лишь нескончаемо шумела под берегом Кавокта, однако и она со своим однообразным шумом была частью этой всеобъемлющей тишины. Больше того — и умиротворенно-круглая луна, и звезды, и вообще вся черная бездна над головой тоже были частью ее, образовывали с ней нечто нерасторжимо целое. Но изредка с дальнего конца поляны долетал звук, откровенно чуждый всему окружающему, — металлический лязг лошадиного ботала. Там, если вглядеться, отодвинувшись от костра, в призрачном, как бы подводном свете становились видны голубовато-бестелесные под луной кони; время от времени они поскакивали с места на место, и поскок их был замедленным, затрудненным — у них были спутаны передние ноги.

— Ишь, ночь-то, — позевывая, сказал Гриша. — До чего лунявая…

Тишина обволакивала, исподволь навязывала себя, навязывала молчание. В таежной лунной тишине, уставясь в пламя костра, потягивая маленькими глотками крепкий чай, уйдя в свои мысли, молчать можно бесконечно. «Лунными ночами третичного периода…» [32] Третичный период — выделявшийся ранее период в истории Земли, который начался 60 млн. лет назад и закончился около 1,5 млн. лет назад; ныне разделен на два самостоятельных периода — палеогеновый и неогеновый. Эта фраза, невесть отчего возникшая вдруг в голове, почему-то не показалась Валентину неожиданной: в самом деле, разве в те времена, в третичном периоде, не было полнолуний? Разве это голубое сияние не лилось с небес и тогда? Не глядели с черной высоты вот эти же самые звезды, только слагавшиеся в созвездия несколько иных очертаний? — «Лунными ночами третичного периода… И по-прежнему лучами серебрит простор луна…» Постой, это уже стихи… Чьи? Почему вдруг вспомнились?

Валентин кашлянул, прогоняя наваждение. Зябко повел плечами.

— На той стороне в позапрошлом году находилась наша база, — вдруг сказал он, хмуро кивая в направлении противоположного берега Кавокты. — А в трех километрах отсюда, это уже в долине Гулакочи, стоит вертолетная площадка. Пришлось тогда делать. Капитальное сооружение… Водопровод, сработанный рабами Рима.

— Чего-чего? — заморгал Гриша.

— Ударный объект, — объяснил Роман и подмигнул Валентину. — Люди вкалывали, как карлы за растрату, сечешь?

— Ну, — растерянно отвечал Гриша.

— Карлы или нет, но повозиться пришлось, — продолжал Валентин. — Бревенчатый настил, квадрат десять метров на десять. Бревна — во, и одно к одному, можешь себе представить. Скобами сбиты.

— Сто лет простоит, — весело заметил москвич. — Внукам останется.

— Да, своего рода памятник, — кивнул Валентин. — А ведь весь сезон, начиная с момента заброски, вертолеты садились прямо около базы, там есть небольшая поляна, и для нас это был идеальный вариант. Вертолетчики не возражали… Приходит осень, конец сезона, пора вывозиться в Абчаду, домой. Заказываем вертолет. Он прилетает, делает круг над базой и, смотрим, садится где-то там, аж на Гулакочи. Ну, мы, кто верхом, кто пешком, кинулись туда. Примчались. Голое место, посредине вертолет стоит, рядом экипаж. Вперед выходит командир. Почему-то в черных перчатках. По лицу видно — мужик нервный. И первым делом: сделать настил! Потом указывает на высокое дерево примерно за полкилометра: срубить!.. Что тут поделаешь, слово командира — закон…

— Да, против лома нет приема, — сочувственно сказал Роман.

Валентин с пистолетным звуком переломил о колено сучок и кинул в огонь.

— В тот день у них стоял в плане еще один рейс для нас — надо было забросить меня и еще троих на рудную точку. Я командиру показал ее на карте, эту точку, а он мрачно так глянул на меня: «Сколько вас — четверо? Значит, так, четыре человека и тридцать килограммов груза. Все!» А летели, кроме меня, студент да двое пареньков-металлометристов, народ сухопарый, так что получалось в сумме где-то килограммов триста, а он на своем МИ-4 мог взять, ну, как минимум раза в два больше… Чувствую, неохота ему лететь, со страшной силой не хочется…

— Может, точка ваша была в гиблом месте? Сложная посадка и прочее, а?

— Нет, садиться надо было не на самой точке, а в стороне, в долине реки, там все просто. И командир этот был опытный пилот, с правом подбора площадок… Короче, не полетели мы… А настил сделали, но, как оказалось, трудились зря: остальные рейсы выполнял уже другой экипаж, он садился на старое место, на поляну около базы.

Валентин умолк, некоторое время глядел в огонь, машинально ворошил веточкой угли. Наконец заговорил как бы нехотя: