Уго Ириарт - Галаор

Настал день, когда бедная Мамбола не выдержала – свалилась прямо на какой-то грязной улице, и ее душа покинула, наконец, измученное тело. В отчаянии бродила я по улицам, не находя способа дать достойное погребение своей милой матери. Мне исполнилось пятнадцать лет, и была я от голода и невзгод тощей, как речная рыбешка. Вот тогда-то и встретила я Поликарпо. Я увидела его в одной таверне, где он попрошайничал. Едва заметив меня, он закричал: «Вот кто мне нужен! Вот эта, у которой взгляд слонихи!».

Улыбаясь (мой покойный муж всегда улыбался, что, впрочем, то же самое, что не улыбаться никогда. Он имел огромное множество выражений лица, но радость или печаль угадывались иногда только в полуприкрытых глазах), Поликарпо произнес: «Ты, у которой глаза покорной слонихи, хотя разумом этого постичь нельзя, окажи мне одну услугу. Да и тебе, как я вижу, требуется помощь. Ступай за мной и слушайся меня, и я попытаюсь помочь твоей беде…». Так я и поступила: следовала за ним и слушалась его целых тридцать лет.

Не успели мы закончить устроенного на скорую руку погребения Мамболы, как явились за нами гвардейцы принца. Всю жизнь нас преследовало правосудие: вечная тревога, вечное бегство, переодевание, обман, тюрьмы – вот мир, в котором обитали мы с моим мужем. Явились гвардейцы, и Поликарпо захныкал, начал говорить, что взял под свое покровительство бедную сироту, у которой ни средств, ни друзей, заявлял, что хочет на мне жениться, отрицал, что он циркач Поликарпо, утверждал, что он бродячий певец, и требовал уважения к покойной. Гвардейцы заколебались и отступили. А когда погребение закончилось и нас потащили в тюрьму, Поликарпо шепнул мне: «Плачь как можно громче. Даже если не хочешь, даже если нет причины плакать». И я заплакала по бедной Мамболе.

Не знаю, почему подчинилась я этому шуту: в тот самый день, когда умерла моя мать, пошла я вместе с ним в тюрьму. Пошла, будто так и нужно, уверенная в том, что он и есть моя судьба.

Мы предстали перед принцем. Поликарпо нежно обнимал меня и оправдывал кражу нескольких серебряных лягушек, в которой его обвиняли, необходимостью «спасти из пучины отчаяния бедную сироту, о которой совершенно некому позаботиться и с которой он желает сочетаться браком, дабы уберечь ее от нищеты и ужасных последствий, из нее вытекающих…». Я ничего не понимала, но чувствовала себя так покойно под защитой его сильной руки и смекалистой головы. Картилаго Лютнист улыбнулся и вынес приговор: «Ты должен был потерять руку за воровство, но вместо этого приобрел жену. Да еще и путешествие в придачу: ты наводнил мою страну интригами и сплетнями, и я не хочу больше о тебе слышать. Так что отсюда – в церковь, а из церкви – в Испанию. И чтобы к ночи духу вашего здесь не было».

Вот так нас в толчки выгнали из Португалии. Поликарпо сказал мне: «Не всегда удается благополучно выпутаться из историй, в которые влипаешь. Взять, к примеру, эту историю: обе руки мои при мне, но появилась еще шишка, опухоль, нарост – ни к чему не пригодная сирота будет теперь повсюду влачиться за мной под именем законной супруги… Ну да ладно. Придется покориться обстоятельствам и обучить тебя чему-нибудь. Должна же моя Слониния принести мне хоть какую-то пользу: никогда не знаешь, что ждет тебя завтра…» А ждало нас и впрямь столько всяких бед и радостей, что мне всех не упомнить и не сосчитать. Но надо сказать, что ученицей я была прилежной и что у Поликарпо не находилось повода упрекнуть меня в неумении или нежелании ему помочь. Думаю, постепенно он привык к моему безобидному присутствию и даже по-своему полюбил меня.

После долгих блужданий и многих невзгод наступили для Поликарпо дни славы и могущества. И то, что совсем немногие знали о его могуществе и успехе, не ущемляло его гордости: единственным почитателем, достойным внимания Поликарпо, был он сам.

Мой муж основал школу шутов и буффонов, которую назвал «Сад Академа, Перипата и Поликарпо». В свою школу он принимал людей необычных или сумасшедших, певцов, акробатов, карточных шулеров, карликов – тех, кто мог веселить знатных особ при королевских дворах всего мира. Сам Поликарпо преподавал предмет, который он называл «тонкое дело торговли смехом». И все же школа была для Поликарпо не только способом зарабатывания денег, но и средством приобретения власти над людьми. Обучая шутов и буффонов, он имел возможность такую власть получить.

Поликарпо держал под контролем им же созданную «сеть для уловления сардин, касаток и детенышей китов». Шуты и буффоны, всей душой преданные (а он умел воспитать в них эту преданность!) Поликарпо, прежде всего учились технике плетения интриг и распускания слухов и сплетен. «Для начала, – учил их Поликарпо, – нужно стать большим ухом, затем острым, злым и своевременным языкам». Ученики Поликарпо никогда не уходили насовсем, они очень часто возвращались в «Сад» и приносили учителю множество ценнейших сведений, касающихся того, что происходило вокруг тронов всего мира. Система почтового сообщения была у Поликарпо на редкость отлаженной и четкой. Учитель шутов обдумывал в тишине, полуприкрыв глаза и улыбаясь лучшей из своих улыбок, доставленные ему сведения и давал своим ученикам очень четкие инструкции. За ослушание или ошибку карали безжалостные палачи во главе с карликам по кличке Зеленая Крыса.