— Что за черт! Разве ты не в Альпах?
— Нет, — отвечала Дорис Флинкенберг, у которой была способность возникать в самых разных местах — там, где ее меньше всего ожидали встретить. — Как видишь. Нет.
— А здесь что ты делаешь?
— Пистолет ищу. Сама видишь. Он мне нужен.
— Ну, нет. Ты его не получишь. Он не твой. У тебя нет никакого права здесь находиться.
И тогда Дорис произнесла медленно, почти нараспев:
— Хм. Разве не ты рассказала об американке? Что один человек истолковал все неправильно. Это была я. Что она, во всяком случае, осталась жива.
Рита застыла.
А потом начала, как можно спокойнее:
— Ну, может, это и не совсем так. Хотя с другой стороны, Дорис… есть вещи, о которых ты не знаешь. Есть вещи, которые… во всяком случае… мы поговорим об этом позже.
— Да уж, — сказала Дорис Флинкенберг на сверкающей сцене. — Поговорим обязательно. Так могу я взять пистолет? Ненадолго, одолжить?
— Ладно, возьми, — прошипела Рита. — Но верни без задержки.
— Пока. Да, и никому ни слова.
— Я же сказала, убирайся.
— Шшш…
— Убирайся.
Мир, заключенный в четырехугольник, 7. Когда лето отталкивает вас. Они мчатся с Лиз Мааламаа на скорости 160 км в час по шоссе в спортивном автомобиле, взятом напрокат на один день. Это открытый автомобиль, девочки на заднем сиденье, Лиз Мааламаа время от времени оборачивается, смотрит на них и смеется, подбадривающим смехом: вот теперь мы повеселимся. Рядом с Лиз Мааламаа собачка, она тоже улыбается, она свернулась калачиком на первом сиденье, ей, кажется, нравится ехать в автомобиле, похоже, она привыкла к скорости.
Лиз Мааламаа в спортивных перчатках, время от времени почесывает собачку за ушком, не сбавляя скорости.
Девочки, они ничего не говорят, но полны радостных ожиданий. Поездка с Лиз Мааламаа, это супер, пусть пока еще ничего не случилось.
Они направляются в «Орлиное гнездо» — ресторан на окраине города.
— Я так проголодалась, девочки, — сказала Лиз Мааламаа, стоя посреди осколков в подвальном этаже в доме на болоте, — и песик мой хочет пить. Да, его зовут Джек. Можете его погладить.
И девочки, все еще в нерешительности, погладили его. Но теперь, если Лиз Мааламаа принимала решение, она уже не отступала.
— Так вы любите танцевать? — спросила Лиз Мааламаа, потому что видела девочек и слышала музыку, внизу в бассейне. — А не убить ли нам сразу двух зайцев? — И Лиз Мааламаа хлопнула в ладоши. — Я голодна, собака моя хочет пить, а вы — похоже, вам стоит немного прогуляться, уж больно вы бледненькие. Выходите и посмотрите на мир. И станцуйте с президентами. Вам это нужно, короче говоря, — сказала Лиз Мааламаа, — выбраться потанцевать.
И они приехали в «Орлиное гнездо», ресторан был расположен в башне, и вид был замечательный; круглый ресторан с круглой танцплощадкой посередине. Они заняли столик у окна, песик Джек на столе, лакал воду из кружки на подносе. А Лиз Мааламаа ела бифштекс, и девочки тоже проголодались.
Потом музыка заиграла громче, и вошли президенты. И правители. Договор о мире был подписан, и настало время БИФШТЕКСОВ и ТАНЦЕВ. И они танцевали. Сандра в блестящих одеждах и Дорис, такая, какая была, но она и так красивая — просто загляденье, ее, во всяком случае, приглашали, почти все время. Они танцевали с американским президентом, с толстым Леонидом Брежневым из Советского Союза, с Кекконеном и очень многими из Бернадоттов… но вдруг посреди танца Дорис опустилась на пол.
Лиз Маалармаа кричала откуда-то:
— Должна сказать вам, девочки, что милость столь велика, столь велика. Малютка Дорис, ты споткнулась, с тобой что-то не так? — Но нет, с Дорис все в порядке. Она просто услышала другую песню…
«Пусть кровью и золотом еще пылают волны,
Но скоро ночь потребует свой долг».
Она раздавалась где-то совсем рядом. Доносилась с чьего-то магнитофона, с чьей-то кассеты. И ей вдруг захотелось быть там.
— Домой, — говорит Дорис. — Я хочу домой.
И добавляет: «Я пойду, не провожайте меня».
И Лиз Мааламаа, собака, Сандра и президенты стоят и смотрят ей вслед.
— Я пойду одна. Сейчас.
Дорис покидает «Орлиное гнездо» и уходит.
Домой. Долгая дорога домой.
Так случается, когда лето отталкивает кого-нибудь.
Так бывает, когда кто-то надоедает лету, и тогда ему приходится убираться восвояси.
Розовая, как поросенок, почти обгоревшая, Дорис Флинкенберг вернулась в дом кузин.
Домой.
Дома.
Что делать?
Запереться?
Читать дальше