Салман Рушди - Флорентийская чародейка

— Вот это интересно, — заметил Акбар. — Для нас всегда оставалось непонятным, что побудило нашего деда сразу после взятия Самарканда вдруг потребовать, чтобы Исмаил увел свои войска. Как раз тогда он перестал писать историю своей жизни и вернулся к этому лишь спустя одиннадцать лет. Как только персы ушли, он снова потерял Самарканд и был вынужден податься на Восток. Мы полагали, что причиной его отказа от помощи персов послужило недовольство религиозной риторикой Исмаил-шаха, настойчивостью, с которой тот навязывал всем идею о своем божественном статусе, и претензиями на роль главного шиита. Однако если истинной причиной явилось накопившееся у деда раздражение из-за Черноглазки, то это означает, что ее поступок оказал огромное влияние на целую цепь дальнейших событий. Ведь именно потеря Самарканда вынудила Бабура устремиться в Хиндустан и положить здесь начало новой династии, третье звено которой — мы сами. Если твои слова верны, то получается, что наша империя возникла благодаря капризу Кара-Кёз! Следует ли нам осуждать ее за это или прославлять? Кем она была — предательницей или родоначальницей, которая определила наше будущее?

— Ни то ни другое, — ответил Могор. — Она была прекрасной, своевольной девушкой, которая и сама поначалу не сознавала, сколь сильна ее власть над мужчинами.

Вот она, Кара-Кёз — Черноглазка. Она в столичном городе Тебризе, возлежит на коврах, подобно Клеопатре, доставленной в покои Цезаря. Вокруг Тебриза даже горы были устланы коврами, потому что мастера-ткачи сушили там свои изделия. У себя в покоях сиятельная Кара-Кёз каталась по персидским коврам и ластилась к ним, словно к сонму любовников. В углу всегда стоял кипящий самовар. Она лакомилась лепешками в меду, поглощала цыплят, начиненных сливами и чесноком, креветок с тама-риндовой пастой, кебаб с ароматным рисом и при этом умудрялась оставаться тоненькой и гибкой. Она играла в триктрак со своей рабыней Зеркальцем, и никто из придворных не мог ее превзойти. У нее и у Зеркальца были и другие игры: через двери спальни часто доносился визг и хихиканье, и многие подозревали их в любовной связи, однако из страха поплатиться жизнью открыто об этом не говорил никто. Когда молодой шах, играя в поло, заносил клюшку для удара по мячу, она обычно постанывала, будто в любовном экстазе. Мяч Исмаила неизменно оказывался в нужной лунке, меж тем как мячи его соперников ложились далеко в стороне, и люди шептались, будто вскрики Кара-Кёз не что иное, как заклятие. Она купалась в молоке. У нее был ангельский голос, но читать она не любила. Ей исполнился двадцать один год, но она все еще не родила Исмаилу наследника. И однажды, когда шах упомянул о растущем влиянии его западного соседа и давнего врага — султана Баязида Второго, она дала ему роковой совет. «Послушай, — шепнула Кара-Кёз, — отошли ему тот самый кубок из черепа Шейбани-хана. Это напомнит ему, что ждет каждого, кто забывает свое место».

Его тщеславие возбуждало ее. Она была без ума от его недостатков. Вероятно, ей и нужен был человек, вообразивший себя богом, а не обыкновенный покоритель многих земель. «Вот это да! — воскликнула она, когда Исмаил овладел ею. — Ты и вправду можешь сотворить все что по желаешь!» Исмаил пришел в восторг, питая слабость к лести, но не учел, что такая красота, как у нее, не признает над собой ничьей власти, что ни один мужчина на земле не может владеть ею единолично. Она сама себе госпожа и свободна как ветер. Шаху Исмаилу с его непомерным себялюбием казалось вполне естественным, что принцесса в одно мгновение изменила свою жизнь, бросила сестер, братьев ради понравившегося ей незнакомца. Еще бы — ведь этим незнакомцем был он! Ложное тщеславие не позволило ему заметить в Кара-Кёз самого главного — независимости, непостоянства ее натуры. Он не понял, что если женщина бездумно разрывает один союз, то так же легко способна разрушить и следующий.

Бывали дни, когда ей нравилось делать больно — и ему, и себе. На ложе она тогда шептала ему, что в ней живет злая сила и когда эта сила берет верх, то сама она уже не отвечает за свои поступки и способна буквально на всё. Это приводило его в восторженное исступление. Он видел в ней более чем равную себе — он видел в ней свою владычицу, свою госпожу. Правда, за четыре года она так и не родила ему сына. Ну и пусть, зато она дарит ему небывалое наслаждение. Ради такой как она мужчины убивают. Она — его страсть, она — его мудрый наставник.