Александр Кабаков - Группа крови [повесть, рассказы и заметки]

Но есть одно качество нашей народной психологии, существенным образом влияющее на общественный быт, которое чем дальше, тем больше меня раздражает. Я имею в виду почти полное отсутствие эстетического чувства в повседневных, житейских его проявлениях, нежелание и даже неумение довести любое практическое дело – хоть ремонт подъезда, хоть сборку автомобиля – до завершения, до безукоризненного конца, до состояния, радующего глаз и душу нормального и особенно знакомого с цивилизованными стандартами человека.

Каждый день два раза, на службу и обратно, я до недавнего времени ездил по ставшему знаменитым в последнее время подмосковному шоссе. Дом мой стоит от самого шоссе километрах в пяти, которые пролегают по тоже вполне прилично заасфальтированной узкой дороге-просеке. Несколько лет назад, когда я перебрался сюда из московской квартиры, именно езда по этому пятикилометровому отрезку в сосново-смешанном старом лесу доставляла мне наибольшее удовольствие от загородной жизни. Высоченные сосны стояли ровными шпалерами, дорожное полотно летело меж ними ровной лентой – что еще нужно для душевного спокойствия… Разве что хорошая музыка, так она вот, пожалуйста, в автомобильном аудио.

Но постепенно дорога стала обстраиваться дорогими коттеджными поселками, выросли красно- и желто-кирпичные стены, купола и минареты индивидуальной архитектуры, за которую шоссе и переименовано из Новорижского в Нуворишское… Ну и ладно. Не такой уж я эстетический пурист, чтобы из-за этого всерьез расстраиваться. Потомки подучатся, наберутся культурки, башенки снесут, лужайки, напротив, достригут до среднеевропейского состояния – все лучше, чем серые избы и провисшие заборы традиционных подмосковных дач. Будет нормальный буржуазный пригород…

Как бы не так. Безобразие и грязь, от века сопутствовавшие всякому российскому строительству, одновременно с небывалым прежде богатством пришли и на нашу дорогу. Традиции возведения свинооткормочных колхозных комплексов, усугубленные расцветом частной инициативы, изуродовали окрестности.

Прежде всего за подлое дело взялись предприимчивые шоферы, торгующие с самосвальных бортов грунтом и щебенкой. Они расположились бивуаком-базаром на перекрестке и немедленно превратили прекрасную обочину леса в свалку. Сломанные доски, полиэтиленовые пакеты, мятые канистры и грязные кострища покрыли лужайку. Почему эти довольно ленивые бизнесмены, целыми днями ожидающие единственного покупателя – цены-то у них безумные по сравнению с теми, которые существуют на строительных ярмарках, – охотно создают вокруг себя помойку? Вот это-то и есть, на мой взгляд, самая неприятная из многих загадок нашей души. Почему им самим не противно, почему им не жалко леса, примыкающего к поселениям, где они сами живут, почему они не могут потратить несколько все равно ничем не занятых минут, чтобы прибрать там, где проводят сутки? Ответ неприятный, но наиболее убедительный: а им наплевать. Они не видят безобразия, не замечают грязи, и место, где живут, их совершенно не интересует с точки зрения бытовой эстетики. В конце концов, общий лес, не собственный же двор… Впрочем, знание отечественной жизни и логика почему-то подсказывают мне, что и собственные их дворы такие же, вряд ли они там стригут газон и сажают терновые кусты.

Следом за шоферами-вредителями повели наступление на умиротворяющий пейзаж лесной дороги строители колодцев под ключ, продавцы дров для камина, раствора под заказ, стальных ворот и прочего коттеджно-дачного ассортимента. Двадцатисантиметровыми гвоздями они стали приколачивать к несчастным древесным стволам свои криво написанные на грязной фанере объявления – и постепенно превратили сосновую аллею в выставку дикой коммерции и полуграмотного свинства. Возможно, другие не так впечатлительны, но у меня теперь проезд по этим пяти километрам меж плодов самодеятельной рекламной активности вызывает тошноту и тяжелую ненависть к мелкому бизнесу. С упорством маньяка я думаю каждое утро и вечер, когда вижу несущиеся по сторонам машины изувеченные деревья: ну неужели же им самим это не режет глаз, не корежит русскую душу? В конце концов, в этих краях земля под строительство теперь идет уже по тридцать, а то и пятьдесят тысяч за сотку – неужто ее не обесценивает такой пейзаж вдоль подъездной дороги?

Бессмысленны и бесполезны эти вопросы. Их можно задавать бесконечно. Вот на краю моей деревни растет свалка из ржавых холодильников и старых ванн, примыкающая прямо к местному кладбищу с новопостроенной часовней… Глянешь вдаль – ручей, прекрасный простор лощин и холмов, черная полоса леса на горизонте… А под ноги посмотришь – неподъемные железяки и битый кирпич. Это ж их притащить сюда надо было, не поленились! И кругом, кругом так. В столичном потоке легковых машин, уже много более шикарном, чем в европейских и американских городах, продираются такие грязные, проржавевшие, страшные грузовики, что диву даешься – как они еще передвигаются… Перед пятизвездочной московской гостиницей высшего мирового уровня стоит не просыхающая миргородская лужа, а рядом с элегантным швейцаром в ливрее ходит неуклюжий охранник в наваченном камуфляже… Цветы на балконах или на специальных креплениях под окнами, обычные везде в Европе и Америке, – почти не встречающаяся у нас редкость, а уж растения в кадках, стоящие в обычных парижских и берлинских домах на лестничных площадках, у нас и вообще непредставимы. Известно, какие свидетельства жизнедеятельности человека можно увидеть в московских подъездах. И даже в так называемых элитных новостройках по части прекрасного не всё, не всё в порядке. Своими глазами видел корявое рукописное объявление «Граждане, берегите лифт!», прилепленное к мраморной стене холла в таком доме…