Юрек Бекер - Дети Бронштейна

Вырвавшись из толпы, я вдруг увидел, как по мосту идет электричка, и мне пришла в голову идея встретить Марту после съемки. Секунда, одна секунда, и я на пути в Кёпеник. На вокзале тоже бушует фестиваль, и даже в вагоне фестиваль вовсю. Я заранее радовался: то-то она удивится. А обратно поедем вдвоем.

Года два назад отец, опять-таки пьяный, зашел ночью ко мне в комнату, была зима — снег набился ему в галоши — и плел какую-то чепуху. Я вскоре заснул и вообще не вспомнил бы об этом происшествии, если б на другой день отец не стал оправдываться: легко, мол, поддаться соблазну и напиться, когда оказываешься в малоприятной компании. «Не сердись на меня, Гансик, дорогой». Удивительно, с какой серьезностью отнесся он к эдакой мелочи.

Кёпеник, студия в кинотеатре, и опять облом: кино тут не снимают. Разве не говорила Марта, что ночью поедет в Кёпеник? Обманула, что ли? Но я тут же успокоился: видно, неправильно ее понял, вот проклятье, и прояснится это недоразумение, когда уже пользы от ясности не будет. Да и кому нужна ночная съемка в помещении, где ночь можно устраивать по сто раз на дню? Я колотил в двери с такой силой, что умер бы от стыда, если б мне открыли. По другой стороне улицы медленно, как пешеход, шла огромная собака.

Я уселся на ступеньки и закрыл глаза, приняв самое простое решение: поспать. Мысли тут же утихомирились, помню, в голове мелькнуло только, что могло бы быть и потеплее. Я уже погружался в приятный сон, как вдруг прямо перед моим носом затормозил автомобиль. Вылез полицейский и ждет, когда же я к нему подойду. Ну, я встал, а он потребовал предъявить документы. Как-то он сообразил, что я не с фестиваля.

На счастье — я это понял, подходя к обочине, — удостоверение личности оказалось при мне. Внимательно изучив его, полицейский признал, что все в порядке. Вид у него был вполне доброжелательный, оттого я и решился спросить, не снимают ли поблизости кино. И просто не поверил своим ушам, когда полицейский назвал мне улицу и объяснил, как туда пройти. Чудо свершилось — очень к месту, всем бедам наперекор.

Давно уже рассвело, так называемые предрассветные сумерки истаяли. «Охвативший меня рассвет…» — как-то написала Элла в своем письме. Марта, думаю, все-таки не заподозрит, будто я за ней шпионю. Вместе с Мартой в город, до самых ее дверей, обнимемся, нацелуемся про запас — а потом уж назад, в беспросветность. Меня медленно обогнала машина с мигалкой, полиция как будто проверяла, следую ли я указанному пути.

Однажды я видел в кино, как пропавшего человека нашли в пустыне, потому что над ним кружили коршуны. Примерно так и я догадался о близости своей цели: зрители на балконах, зрители в окнах — подложили подушки под локти и глазеют на улицу.

Когда я подошел, киношники уже паковали вещи. Шумели как могли, я еще удивился, отчего местные не требуют тишины. На большой витрине надпись: «Немец! Не покупай у евреев». Человек с ведром и тряпкой шел смывать эти слова. Народу на улице немного, я не пропустил бы Марту — значит, нет ее.

Я уж перестал озираться и лишь путался под ногами у рабочих, как вдруг она сама ко мне подбежала, выскочив из машины, а в машине кто-то остался ее ждать. От изумления она только рот открыла, кроме слов «вот как» и «вот это да», ничего произнести не смогла. То ли она рада, то ли я некстати — не поймешь. Но она обняла меня, и я устыдился своих сомнений.

Схватив меня за руку, Марта побежала назад, к машине. По дороге приостановилась и спросила, нет ли у меня других планов, кроме возвращения с нею в город. Я ответил: нет. В машине сидел пожилой человек, актер, увидев нас с Мартой, он закурил. Можно ли мне с ними? «Ну конечно», — ответил он. Мы залезли на заднее сиденье, и он так резко рванул с места, что шины завизжали.

На первом же повороте меня бросило и прижало к Марте, я не стал сопротивляться и положил голову ей на колени. Такое нашлось углубление, где голова моя покоилась, как в бархатном футляре. Марта все меня поглаживала, почесывала за ухом. Вот-вот, именно за этим я и гонялся полночи.

Склонившись ко мне, она прошептала:

— Ты пил.

— Знаю, знаю, — ответил я.

Стала принюхиваться, будто таким способом хотела определить количество спиртного. «Может, за рулем Голубок собственной персоной, — размышлял я, засыпая, — или эсэсовец, я ведь не рассмотрел». Машину он вел бездарно, то и дело тормозил и поворачивал так резко, что покоя не было даже лежа.

А когда машина встала как вкопанная, меня со страшной силой принялась трясти Марта. Я еще и глаза не успел открыть, а уже услышал, как она извиняется за меня перед актером, как тот спрашивает, не слишком ли я молод для подобных эскапад. Вот мы стоим на улице, машина уехала. Для надежности Марта взяла меня под руку, и правильно: я шатался, как пьяный, и чувствовал себя хуже, чем до сна. Спросил, куда это мы, а Марта, успокаивая, похлопала меня по руке.