И вот мы в парке. Стараемся держаться в сторонке, сегодня суббота, погода хорошая, и лечебница кишмя кишит народом. Элла хватает меня за рукав и тянет в кусты, мы пробираемся сквозь заросли, она тащит меня за собой, не замечая, как ветки хлещут меня по лицу.
— На моем этаже вчера освободилась комната, — сообщила Элла. — Правда, не такая хорошая, как моя.
Сильный кошачий запах. Я шел сзади, а потому не мог оценить степень серьезности этих слов. Может, она хочет взять меня к себе, раз мои дела на воле так плохи? Кусты закончились, мы вышли на небольшую лужайку, где с прошлого года сохранилась высокая бурая трава. Голоса и шум с дорожек парка не слышны, конечно, ей знаком тут любой уголок. С другой стороны лужайки высокая стена, заросшая вьюнком, — ограда лечебницы.
— Садись, — приказала Элла.
Я поискал камень, потому что земля тут влажная, гниловатая. Элла садиться не торопилась, поглядывала на меня сверху, будто ожидая чего-то. В конце концов она потребовала, чтобы я выразил восхищение ее лужайкой. Но стоило мне раскрыть рот, как она приложила палец к моим губам. Тут не спугнешь ни животных, ни еще кого, но я умолк, раз ей так хочется.
Затем она дернула меня за свитер, быстрыми движениями пальцев показала, что он ей нужен. Пришлось снять, она сложила свитер как подушку, бросила на землю и уселась сверху, ведь на камне-то жестко. Вытащила из кармана своей вязаной кофты одну-единственную сигарету, прикурила от спички, а спичку снова засунула в коробок. Все это время она не спускала с меня глаз.
И наконец спросила, не забыл ли я, что мы однажды уже сидели на этой лужайке, на этом самом месте. Не стоило даже оглядываться по сторонам, я и так знал, что не вспомню, и только решил уточнить, когда это могло быть. Несколько лет назад, услышал я в ответ, лет девять или семь назад, я тогда еще носил прямой пробор. Я поверил ей на слово, и тут она спросила, не замечаю ли я чего.
Ничего я не замечаю. Мне просто терпения не хватает, я устал от всего этого секретничанья. Элла, склонившись к моему уху, прошептала:
— Я сделала открытие: здесь расположен центр Земли.
— Что?!
Не шевелясь, она серьезно посмотрела мне в глаза. Затем дважды кивнула, подтверждая: да, я все правильно расслышал.
— Ничего не вижу, кроме маленькой лужайки, — сказал я.
— Так это и есть маленькая лужайка.
— Я понятия не имею, как выглядит центр Земли, поэтому ничего не могу тебе сказать.
— Думаешь, я знала, как он выглядит, пока не попала сюда? — продолжала Элла. — Думаешь, у Земли много центров?
Есть разные варианты ответа. Можно попытаться увести ее от этой темы, или разнести ее открытие в пух и прах, или удивиться и поздравить сестру как великую исследовательницу. Смотрю, а у нее носки разные, на левой ноге белый, на правой серый. Третий вариант отпадает, я не стану обращаться с ней как с идиоткой.
Однако она не дала мне времени принять решение, заявив, что невозможно объяснить суть дела человеку, который к этому не готов. Это, мол, как с гипнозом: гипнотизер — не обманщик, но он может ввести в транс только того, кто к этому готов. А верю ли я вообще, что у Земли есть центр, здесь или где еще?
— Ты имеешь в виду физический центр? — нашелся я. — Точку притяжения, центр гравитации? Или ты имеешь в виду духовный центр?
— Не знаю, что такое гравитация, — ответила Элла. — Я имею в виду центр.
После недолгого размышления я тряхнул головой:
— Думаю, ничего подобного не существует.
— Но лужайка-то красивая, как ты считаешь?
И Элла стала ощупывать почву, наверное, в поисках сухого местечка, где можно прилечь. Невдалеке появились какие-то люди, продрались сквозь кусты и направились к нам через всю лужайку, три женщины и один мужчина. Сделав несколько шагов, они заметили нас, остановились, пошушукались и двинулись в другую сторону. И никак не понять, кого из этих четверых тут навещают, я уж точно не соображу. Элла расковыряла пальцем ямку в гнилой траве и сунула туда окурок, послышалось легкое шипение. Те люди расселись на противоположном конце лужайки, у них с собой одеяла.
— А нельзя ли купить комнату? — спросила Элла.
— Купить?
Она удивилась, что ж тут непонятного? Если у меня есть деньги от продажи дома, то на них можно приобрести комнату. Или я уже все растранжирил?
— Да нет, почти ничего, — ответил я.
— Ну вот.
У тех людей корзинка с припасами, которые они теперь делят между собой. Вижу, как единственный мужчина пытается открыть банку домашних консервов, как у него из руки все время выскальзывает хвостик резинки, проложенной между стеклом и крышкой. Почему я ни разу не додумался пригласить Эллу на пикник в парке? Потому что я не женщина, которая умеет собрать корзинку для пикника? При мысли о том, что у Эллы есть только я, мне хочется плакать от жалости к ней.
Читать дальше