Татьяна Воронцова - Морской змей

Венсан отобрал у нее книгу, взглянул на обложку.

– Старый маразматик Крафт-Эбинг, ну-ну... – Бросил книгу на подоконник и посоветовал: – Не лезь в эти дебри, крошка, не то вообще ум за разум зайдет. Этот труд был написан больше ста лет назад. Что ты хочешь от бедных немцев конца позапрошлого века?

Это ее убедило. В самом деле, времена меняются. То, что считалось патологией сто лет назад, сегодня является нормой и даже поощряется. То, что сегодня считается патологией, станет нормой еще лет через сто. Все правильно. Так уж устроен человек. Но теперь, несколько часов спустя, научный интерес сменился чем-то более личным – любопытством к тому, что происходит между этой конкретной женщиной и этим конкретным мужчиной.

– А я? Что я могу сделать с тобой?

– Все, что хочешь, – ответил он, зная, что она ждет именно этих слов.

– Но почему я этого хочу? Почему?

– Потому что это запретно и предосудительно с точки зрения общественной морали. Как, скажем, мастурбация или анальный секс. Все это мы уже перепробовали, n’est-ce pas ? [87]И все же нам кажется, что на нашей карте еще слишком много белых пятен. Это нормально. Опасение прослыть l’homme en marge [88]не должно удерживать нас от попыток исследовать собственные неисчерпаемые недра.

– Или возместить потери, которых могло бы не быть.

– D’accord [89]. Твоя вина в том, что ты потратила шестнадцать лет жизни на сведение счетов с каким-то болваном, который сдуру потоптал твой огород, а моя – в том, что я почти столько же занимался не своим делом. То есть со стороны-то казалось, что своим. У меня, знаешь ли, неплохо получалось. Я овладел всеми навыками своей профессии и научился ладить с людьми, хоть это было нелегко. Когда я подал в отставку, они ходили за мной табуном и ревели, как лоси в брачный период. Некоторые до сих пор мне звонят. Тот тип, с которым я встречался накануне, – это один из моих «змеенышей». Зачем я ему понадобился? А черт его знает. «Просто повидаться с вами, сэр...» Он до сих пор говорит мне «сэр», представляешь? С ума сойти. Но мое место не с ними, это я знаю точно. Я сделал все, что мог, а теперь хочу пожить своей жизнью. Что заставило меня пройти через этот ад? Упрямство, черт возьми! Бедняжка Фрейд, должно быть, уже сто раз перевернулся в гробу... А в результате я уже несколько лет не общаюсь со своим отцом, когда же на Рождество мы все собираемся в родительском доме – я, Франсуаза, ее муж, ее дочь, – стараюсь держаться подальше и не обращать внимания на его подначки.

Венсан рассердился и ощутил потребность выкурить сигарету.

– Так что оба мы – ущербные дети своего времени, – заключил он, вставая. – Жертвы неправильного воспитания и извращенных понятий о хорошем и дурном.

Перевернувшись на бок, чтобы удобнее было наблюдать за ним, стоящим перед распахнутой настежь балконной дверью в набедренной повязке из махрового полотенца, Лиза некоторое время собиралась с духом, а потом окликнула вполголоса:

– Le Dragon Maritime ...

Он повернул голову. Блеск глаз под сведенными в прямую линию бровями. Мгновенное окоченение, свидетельствующее о напряжении на грани срыва.

Она встала. Облизнула пересохшие губы.

– Я принимаю твое предложение... если оно еще в силе.

Дрогнувшей рукой он смял сигарету в пепельнице и шагнул к ней, второпях роняя полотенце. Привлек ее к себе, осыпая жадными поцелуями.

– Умная девочка.

– Но только... Подожди, дай мне сказать! – Он норовил уложить ее в постель, а она отбивалась обеими руками. – Ты женишься на убийце!

– Niaiserie! [90]

– Значит, на истеричке.

– Это не страшно.

– Но все равно...

– Послушай. – Он усадил ее на край кровати, сам присел на корточки и взял ее за руки, требовательно глядя ей в глаза. – Ты хочешь знать, чтo я о тебе думаю? Слушай... Ты не простила обидчика. Ты осуществила над ним свою месть, и я уважаю тебя за это. Ты осуществила ее осознанно, доступными тебе средствами, и за это я уважаю тебя еще больше. – Это было совсем не то, что он думал, а всего лишь то, что следовало сказать, тем не менее оба продолжали притворяться, что верят в этот высокопарный вздор. – Твоя жизненная позиция – это не позиция лягушонка, который тонет в молоке, а позиция лягушонка, который барахтается до тех пор, пока молоко не станет маслом. За это тебе пришлось расплачиваться неврозом, поскольку навязанная модель поведения вступила в противоречие с индивидуальной философией, и все же ты победила. – Он опустился на колени. – Позволь мне быть твоим мужем, Лиз. Никто никогда не обидит тебя, пока я жив. Никто и никогда.