Татьяна Воронцова - Морской змей

– Где ты этого нахватался?

– Ну вот, начинается... Откуда этот менторский тон? Мне что, в самом деле взять ремень и поучить тебя, как малолетку?

– Оплодотворяющее колдовство, – пробормотала Лиза. И опять затряслась от смеха, как тогда, во время чтения книги. – Но ты уже сделал это. Оплодотворил меня. Можно ли сделать больше?

– Пошли отсюда, – проговорил он шепотом, глядя на нее своими дымчато-зелеными глазами, горящими от ярости и вожделения. – Пойдем домой.

– Ты хочешь разобраться со мной без свидетелей?

– Да. – Он встал и взял ее за руку. – Пошли.

Почувствовав, что он входит в нее снова, она застонала, но это был не стон-протест, а стон-призыв. Ласковые руки Венсана легли на ее бедра, приподняли, повернули. Уже зная, чего он ждет от нее, она послушно расслабилась, раскрылась и, отбросив последние остатки робости, или скромности, или черт знает чего еще, позволила ему ворваться в ее лоно, как в ворота осажденного города. Низложить, покорить. Научить получать удовольствие от своей рабской доли. А чуть погодя – смена ролей. Господин становится рабом и позволяет распинать себя на кресте, доводить до беспамятства долгими любовными пытками. Умело согласовывая ритмы своего и ее дыхания, он дарил ей оргазмы такой невиданной силы, что ее выбрасывало прямиком в астрал, а потом рассеивало звездной пылью по необозримым просторам Вселенной. Это был его собственный путь левой руки, его собственная тантрическая йога.

Акт сексуального соединения как фактор развития духа и вынашивания идей есть источник всех наук, всех искусств, всех знаний, которые нужны духу как пища [83]. Есть вещи, которые начинаешь понимать, только применяя их на практике, пробуя на собственной шкуре.

Но как же трудно переступить через хладные трупы своих привычных убеждений! Даже если понимаешь, что они уже окончательно дискредитировали себя, доказали свою полную несостоятельность. Даже тогда...

– О, я не могу! – воскликнула она, зная, что это неправда. – Я больше не могу...

– Можешь. Не может только твоя глупая голова. А тело не только может, но и хочет. Я чувствую.

– Мучитель, – прошептала Лиза.

Он выхватил у нее из-под головы подушку и подсунул ей под ягодицы.

– Уж не знаю, сколько мужчин побывало здесь до меня, но ни один, похоже, не договорился с начальником стражи.

– Должен был прийти ты, сэр Галахад.

Потом они заснули, не разжимая объятий, и проспали до самого вечера. Когда Лиза открыла глаза, за окном было уже темным-темно. Венсан лежал на спине, похожий на божественного юношу Диониса, пресытившегося любовью пьяных менад. Покусывая зубами его соски, Лиза нетерпеливо дожидалась его пробуждения, чтобы опять оказаться растерзанной, обезличенной, стертой в порошок.

Он опрокинул ее на спину, держа за горло. «Что будет, – спросила она себя, – если я вздумаю сопротивляться?» Хотелось бы ему овладеть сопротивляющейся женщиной? Герой приходит и добывает в бою корону и королеву в придачу. Королева как символ захваченных земель.

– Fais-moi mal, Wensan ... [84]– шепчет она чуть слышно.

Несколько секунд он пристально всматривается в ее лицо, желая убедиться в том, что она отдает себе отчет в своих словах. Что она не шутит и не поддразнивает его, как бывало. Но нет, на лице ее написано только смиренное ожидание, без намека на коварство. Зависнув над ней ненадолго, он касается поцелуем ее лба в «точке белого света» между бровей, затем раздвигает коленом ее бедра, медленно входит в нее, причем напор возрастает по мере погружения, и одновременно с силой сжимает ее пальцы.

– Non, non... Arrete! [85]

Венсан пощадил ее, чтобы дать ей возможность попросить о том же еще раз.

– Когда тебе становится больно, ты пугаешься, а через минуту хочешь этого снова. Я понимаю. Так и должно быть. В этом и заключается соблазн.

Позволять все. Не отказываться ни от чего. Чтобы ни страх, ни ханжеские предрассудки уже не нашли для себя свободного пространства. Чтобы триумф плотского наслаждения стал полным и беспредельным, как сама жизнь.

В середине дня он отлучился ненадолго, а вернувшись, застал ее за чтением книги. Когда же она попыталась изложить ему суть проблемы, удивленно вскинул брови:

– Зачем ты баламутишь эту грязную лужу?

– Чтобы понять почему.

– Почему жестокость и сладострастие ходят вместе?

– Да. – Она открыла книгу на заложенной странице и прочла: – «...в половом аффекте, до известной степени в качестве психического движения, может возникнуть влечение к воздействию на предмет желаний возможно более интенсивным способом, причем у лиц, страдающих половой гиперестезией, влечение это может усилиться до такой степени, что появляется потребность в причинении боли...» И дальше: «...жестокость вообще представляет самое сильное воздействие, которое может оказать один человек на другого одновременно с половым актом или вне его» [86]. Иначе говоря, мы слишком сильно друг друга хотим, так? – Она еще раз заглянула в книжку. – Половая гиперестезия. Звучит как диагноз.