Михаил Сидоров - Записки на кардиограммах

Озадачил.

- Знаете, если б всё было так просто, как у режиссёра Балабанова, мы бы не потеряли двадцать миллионов в последнюю войну.

- Нет, ну а всё-таки?

***

Везли с пожара.

Ожоги.

Большой процент.

Юный возраст.

Тормознули на перекрёстке — проезд кортежа.

Снеслись с ответственным, тот подтвердил: ждите!

Семнадцать минут стояли.

***

- Это какой корпус?

- Не знаю.

- Но вы ж из него только что вышли!

Куда б ни приехали.

***

Номеров нет. Ни на домах, ни на квартирах.

Не пишут.

Но полагают, что мы – назубок.

И разбухают во гневе.

***

Порвал с корешем.

Тяжёлые сутки, переработка часа на три, ехал домой – мужик в трамвае засудорожил, в лифте сосед к жене попросил… Стянул кроссовки, упал поперёк кровати, без душа и завтрака – звонок:

- Слу-у-ушай, ты мне нужен как доктор…

- Пошёл на хуй!

Обиделся насмерть. Поймёт едва ли.

***

Левел ап – когда начинаешь просыпаться за минуту до вызова.

Сам.

Ночью.

Мистика!

Очевидное – невероятное.

***

Диспетчера опытны.

- Нет такого дома по этой улице.

Взрыв.

- Да вы… Да я…

- Паспорт откройте.

Пауза.

- Ой, да…

Не часто, честно скажу. Но извиниться – ещё реже.

***

Начал обычно: чем болеете… последнее обострение… что принимаете? А в спину сказали:

- Чё хуйню спрашиваешь – лечи давай!

***

Когда изобретут таблетку от «плохо», во врачах нужда отпадёт.

Совсем плохо – переломил об колено.

Чуть-чуть – поскрёб ложечкой.

И в рот…

- Дорогая моя, вам же шестьдесят лет. Вы прожили такую долгую жизнь – неужели не найти слов, чтоб описать собственное состояние?

Не-а. Не найти.

- Тупой какой-то… Ну, плохо – что непонятного?

***

Принадлежность к прокуратуре объявляют ещё в прихожей.

И недоумевают, не встретив подобострастия…

***

Что странно – многим сочувствуешь.

Против воли порой…

Многие негодуют – каллиграфий, похоже, ждали, на бумаге на ароматной. Иные пеняют на негатив. Толкуют «жесть!» и жаждут приколов – неистово, ненасытно. А по-мне, так забавно: отрешился, бесстрастный, и смотриш, как утверждаются – кто во что...

П р о д о л ж е н и е

«Яд каплет сквозь его кору...»

Наше всё.

В кафе – только ночью. Днём куражаться: жрёте, мол, а там люди мрут! Или наоборот, уважухой задостают. Один вот, недавно, от полноты чувств, предложил шаверму за ним доесть…

***

Исцелили, раскланялись, жена пошла провожать, а он вдруг из комнаты:

- НЕ ДАВАЙ ИМ НИЧЕГО!!!

Фельдшер – девочка из училища, аж расплакалась с непривычки.

***

Храм. Пасха. Эпилептик. Судороги нон-стоп – глубокий статус. Кончилась служба, пошёл народ. По нам, по больному, по батюшке… а тот, наивный, всё подождать их просил, да помолиться во здравие.

***

Первая минута на скорой: ржут над коллегой – капали ночью, приступ был. Тычут пальцами в ЭКГ, рыдая от хохота, мне же, обескураженному, говорят:

- И у тебя так будет. Лет через десять.

Хмыкнул гордо, а зря.

Как в воду глядели.

***

Градоначальник узнала об очередях в поликлиниках.

Грозила публичными казнями.

- Ух, ты! – Сказали все. – Круто! Ну-ну.

Очереди исчезли.

Дня на два.

***

… и бесконечные тридцатилетние сучки с головными болями.

***

Допуск к наркотическим препаратам оформляют два месяца.

Как мимнимум.

Через полюса на собаках запрос везут.

***

А больницы теперь в честь христианских святых.

Хотя некоторым имена нацистских преступников подойдут.

Имени Кальтенбруннера, например. И, скажем, Адольфа Эйхмана…

Варум нихт?

***

Впихнули в нагрудный карман полтинник. Как швейцару. С такой, знаете, превосходцей: на тебе, братец, на сигареты!

А был с получки – достал тысячу, сунул меж пузом и трениками: а это вам, милейший, на погребение!

Пришла жалоба: такой-разэтакий, и даже говном бросался…

Лишили премии на год.

***

Диспетчер говорит – донимал минут двадцать. Давление ему, суке полупьяной, измерить. Пузырь шмурдяка в лапе – хлебнёт, затянется и снова в дверь: дз-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-з-зынннь…

И ни души на станции, как на грех.

А ночью, падла, телефон обрывал: три литра на харю, ум болит, язык ребром – инс-с-су-сульт у него. Г-гермо… гермор-р-рагический.