Вейо Мери: Рассказы финских писателей

— Унеси все обратно, — сказала хозяйка. — Когда есть дети, и рождество в рождество. А без них — все не то.

В прихожей послышался топот, мужские голоса. Один голос был явно хозяина, другой незнакомый, ворчливый и сипловатый. Девочка вцепилась в мать, ее щеки залил румянец.

— Это Йорма придумал такую игру, он там один, — сказала хозяйка.

Девочка ничего не слышала и во все глаза смотрела на дверь. Пригнувшись, пританцовывая в большущих валенках, из нее вышел дед-мороз. Мальчик заплакал. Мать повернула его лицом к себе. Мальчик оглянулся, снова увидел деда-мороза, прижался лицом к груди матери и заревел. Немного спустя все повторилось. Девочка взялась раздавать подарки. Матери она принесла то, что предназначалось для нее и для мальчика, свой отнесла прямо в детскую, отцовский положила на стол. Один из свертков достался Терхо. Он вспыхнул, смущенно заерзал на месте, забормотал: «Ну что вы… Это уже ни к чему… Я никак не думал… Большое спасибо…» Праздник для него был испорчен. Из обертки был вырван продолговатый лоскут — вероятно, подарок предназначался для хозяина, а уж потом на нем написали его имя. В свертке оказался одноцветный синий галстук.

Хозяин ушел в прихожую и вскоре вернулся. Терхо пытался вызвать девочку на разговор о деде-морозе, но та была всецело занята своим подарком. Малыша подарки не интересовали, он топтался среди обрывков бумаги и переворачивал их. Девочка пришла показать всем большую глянцевитую картину с изображением девы Марии, младенца Иисуса, Иосифа и волхвов из восточной земли. Мальчик отнял у нее картину. Девочка отняла ее у малыша, и голова одного волхва осталась у него в руке. Оба враз заревели, и сестра принялась колотить братца. Мать выручила сына и отнесла его в постель. Он уснул не сразу и буйно орал в спальне с четверть часа.

— Орет как Муссолини, — сказал хозяин.

Они с Терхо закурили сигары, которые хозяин получил в подарок. Девочке разрешили сварить кофе и накрыть на стол. Она стояла на цыпочках у плиты и смотрела в кофейник. Неся посуду, она обеими руками прижимала ее к груди и ступала приседая, едва дыша.

Хозяйка вышла из спальни и поставила на стол торт, в котором торчала тонкая острая свеча. Еще она подала сдобную булку и сливовые пирожные в форме полумесяца.

— Между прочим, мы могли бы перейти на «ты», — сказала хозяйка.

Был исполнен обряд брудершафта, и хозяин достал маленькую круглую бутылочку с ликером.

— «Драмбуйе», — сказал он. — Купил на судне, пришедшем из Стокгольма. Фамильный ликер Стюартов, его рецепт долгое время составлял королевскую тайну.

Говорили о самом обычном: где жили, куда ездили. Разговор о таких вещах в рождественский праздник приобретал какой-то особый оттенок и смысл, в нем было что-то от устойчивости воспоминаний, все впервые заметили, что многое для них отошло теперь в дорогое, незабываемое прошлое. Терхо думал о Корсо, об Эйле и желал, чтобы она была с ними хотя бы мысленно, видела, каким симпатичным и спокойным он умеет быть. Потом хозяин начал балагурить. Дочь принесла ему книгу о мышонке Микки, и он рассказал по этому случаю историю. Во время войны в одной части служил лейтенант, который рьяно изучал разные языки. Как-то раз они шли по дороге среди дикой местности, прыгали через рытвины и пели: «Мышонок Микки через кочки прыг да скок, прыг да скок…» «Тут не должно быть „мышонок“, — уверял лейтенант. — Тут должно быть „тот самый“». «Тот самый Микки Маус через кочки прыг да скок, прыг да скок…»

— Плоская шутка, — заметила хозяйка.

— Не шутка, а факт, — ответил хозяин.

Терхо искренне рассмеялся, но, поскольку хозяйка не смеялась, осекся и постарался обо всем забыть.

Наутро он сразу заметил, что ночью шел снег. Проснулся он в одиннадцать часов. В комнате было как-то необычно светло, и сам воздух, казалось, был белым. На крыше дома напротив лежала пелена свежевыпавшего снега.

На автобусной остановке он увидел Эйлу на фоне снега, и она показалась ему необычайно элегантной — на плечах словно белое манто. Люди еще сидели по домам, и даже на главных улицах виднелись лишь следы одиноких прохожих. Они пошли по Алексантеринкату. Рестораны были закрыты.

— Пойдем к нам, — сказал Терхо.

— Но ведь хозяева не любят этого? У вас же уговор — не водить в гости женщин.

— Они очень славные люди, особенно Айли. Йорма чопорный, но когда оттает, славнее человека не сыскать. На первый взгляд может показаться, что он не говорит того, что думает, но это не так.