Джонатан Эймс - Дополнительный человек

– Знаю, вы мне говорили.

– Ну, это ключевой вопрос образования. Повторение.

– Отлично. Значит, я отправляюсь повидать Бенбери. – С этими словами я покинул квартиру. Тест с Бенбери заставил меня почувствовать себя одновременно хорошо и плохо. С одной стороны, Генри понимал, что я начитан, и это было прекрасно – я желал его одобрения. Но с другой стороны, он опять подчеркнул, что мы не должны по-настоящему знать друг друга, и это меня печалило. Конечно, мне не хотелось, чтобы он проник в мои тайны, и он мгновенно почувствовал, что я что-то скрываю, но в то же время я хотел, чтобы мы были близки, а это обычно означает, что один раскрывается перед другим.

Перед тем как отправиться к «Салли», я зашел в китайский ресторан и в одиночестве пообедал. Настроение улучшилось, когда я уселся в «паризьен» – его салон – гостиная и мощный двигатель поддерживали мой моральный дух. Приободрившись, я промчался по ночной Парк-авеню с чувством победителя. Широкий капот передо мной был похож на ковш экскаватора. Я был мощней остальных автомобилей, наравне с такси.

Конечно, размеры «паризьена» имели свои отрицательные стороны. В том числе из-за парковки. Каждый вечер, когда я выезжал на машине, приходилось искать место. Я даже молился, чтобы ее припарковать, и очень тщательно, поскольку нуждался в особенно просторном месте.

Я рванул в центр на Сорок третью улицу, но поставить автомобиль рядом с «Салли» и тем запятнать его я не мог. Поэтому припарковал «паризьен» на Девятой авеню (там было полно места) и пошел на восток. Я проверял номера домов на Сорок третьей всю дорогу до Восьмой авеню, которая светилась, словно Токио, из-за неоновых вывесок многочисленных пип-шоу.

Я перешел проспект и, двинувшись дальше на восток по Сорок третьей, вскоре заметил две маленькие вывески пип-шоу, а за ними неприметные стеклянные двери. Сквозь стекло виднелось картонное объявление выцветшими розовыми буквами – «У Салли». Слева от объявления находилась тускло освещенная лестница с красным ковром. Мои ноги ослабели, желудок нервно сжался. Мне хотелось и не хотелось войти. Я боялся.

Чтобы подбодрить себя и обрести мужество, я двинулся дальше на восток и заметил на другой стороне улицы примерно полдюжины грузовиков, развозивших «Нью-Йорк таймc». Что они здесь делали? На одном из величественных зданий через дорогу светилась неоновая вывеска с часами и безошибочно узнаваемым логотипом «Таймc». Клуб «У Салли» находился по другую сторону от самой знаменитой газеты в мире. Большую часть своей жизни я был преданным читателем ее спортивных страниц.

Я испытал восторг туриста и в то же время понял, что попался. Как я могу войти в свой только что найденный клуб трансвеститов-транссексуалов, если «Нью-Йорк Таймс» смотрит на меня? Меня возмущало ее присутствие. Она встала на пути моего приключения. И что вообще делает «Таймc» в этом районе по соседству с пип-шоу? Сорок третья улица больше подходила для «Пост» или «Ньюс». Я не стал бы смущаться перед лицом этих газет. И тут я осознал, откуда Таймс-сквер взяла свое название.

Я никогда не думал об этом раньше и теперь был очень доволен, что сообразил. Это маленькое достижение придало мне смелости. Я храбро прошел через двойные стеклянные двери и поднялся по ступеням на второй этаж, где за карточным столом сидела светлокожая негритянка с оранжевыми волосами. Она выглядела как утомленная проститутка. У нее были красивые скулы, но щеки под ними были провалены.

– Плата за вход десять долларов, – сказала она.

Я осознал, хотя не было никаких реальных зацепок, что она когда-то была мужчиной. Ее мужественность была словно нарисована карандашом, а потом стерта, от нее остался только след.

Я дал десять долларов и получил билет.

– Это для бесплатной выпивки, – объяснила женщина.

Пришлось карабкаться еще три пролета. На вершине лестницы за ограждением стоял большой черный мужчина. Я хотел пройти мимо, но он шагнул наперерез.

– Поднимите руки, – приказал он.

Я так и сделал, и он обыскал меня на предмет оружия. Несмотря на то, что у меня ничего с собой не было, я подумал, а вдруг он что-нибудь найдет. Для меня было слишком привычно испытывать вину без причины. Но он не нашел ничего предосудительного и впустил меня. Передо мной был большой круглый бар. Я занял первый свободный стул, который напоминал высокое кресло. Клуб слабо освещался. Вокруг бара в тени сидело множество сексуальных женщин и мужчин с серьезными лицами, в воздухе плавал дым, играла музыка.