Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

На Кнуде Эрике была капитанская форма, которую он, вообще-то, никогда не носил. Дипломатический ход: все знали, что коммунисты уважают только форму, а потому, если хочешь чего-то достичь в переговорах с советскими властями, лучше выглядеть как можно официальнее. Он заметил, что одна из женщин-военнослужащих не сводит с него глаз, и подумал, что это из-за формы. Кнуд Эрик ответил долгим пристальным взглядом. Женщина, с волосами пепельного цвета, стянутыми на затылке, была стройной, примерно одного с ним возраста, хотя о возрасте судить было трудно. Кнуд Эрик не знал, почему ответил на ее взгляд. Не смог совладать с рефлексом, хотя понимал, что его поведение могут расценить как провокацию. Она не опустила глаз. Это походило на взаимную пробу сил. Больше ничего в голову не приходило, хотя цель оставалась неясной.

Его сосредоточенность внезапно нарушил сильный грохот. С таля сорвался и, упав на набережную, с грохотом подпрыгнул ящик с оружием. В нем тут же начал рыться пленный немец. Наверное, думал, там еда, хотел хоть чем-то утолить голод. Две женщины, штатские, схватили его и оттащили прочь. Он попытался вырваться, но быстро сдался и без сопротивления позволил волочить себя по набережной. Разгрузка приостановилась.

Женщина в шинели, та, что секунду назад смотрела на Кнуда Эрика, прокричала короткий приказ, и штатские выпустили пленника. Затем подошла к нему, сняла с предохранителя автомат, висевший на ремне, перекинутом через плечо, и выстрелила в упор. Помедлив мгновение, видимо желая убедиться, что жизнь оставила простертое перед ней исхудавшее тело, женщина подняла глаза, и они с Кнудом Эриком снова посмотрели друг на друга в упор. На сей раз он уже не сомневался в значении этого взгляда. Она бросала ему вызов.

Днем Кнуд Эрик всегда был трезв. А вечером, когда он сидел в каюте в обществе бутылки виски, в его медленно затуманивавшемся сознании не осталось сомнений в том, кем была эта женщина. Он встретил ангела смерти. Она явилась, чтобы предъявить на него права; эта безумная мысль тут же наполнила его отвратительным вожделением, и в первый раз после ночных бомбардировок в Лондоне он испытал эрекцию.

Город находился в паре километров от порта и представлял собой горстку деревянных домов, сгрудившихся вокруг площади. В нескольких сотнях метров от них начиналась пустошь; улицы, расходившиеся от площади, как спицы в колесе, никуда не вели.

Вечером они ходили в «International Club» [65] «Международный клуб» (англ.). . Первое, что их там встречало, — плохо набитое чучело исхудалого медведя, стоявшего на задних лапах с разинутой пастью, из которой торчали желтоватые зубы. Клыки обломились, а может, их специально сломали из страха, что мишка внезапно оживет и набросится на посетителей.

За угловым столиком сидел лысый человек в белой рубашке и красных подтяжках, перед ним стояла касса. Рядом лежал костыль. На сцене, сбитой из нетесаных досок, стоял стул, на котором расположился гармонист. Он тоже передвигался с помощью костыля. Обоим мужчинам было около пятидесяти, на груди у них красовались медали — единственные мужчины, которых команда «Нимбуса» за все это время встретила в «Международном клубе».

Постепенно сложилась картина потерь, понесенных конвоем. Из тридцати шести кораблей до места назначения добрались двенадцать, большинство из них находились в Мурманске или Архангельске; «Нимбус» единственный добрался до Молотовска, а значит, они в этом городе женщин не имели соперников. На улицах они видели мужчин, но таких же, как кассир и музыкант, инвалидов или же седовласых стариков.

Детей было мало. Они клянчили сигареты и шоколад, льстивые улыбки расцветали на странных, по-стариковски умных лицах.

— Fuck you, Jack! [66] Мать твою, Джек! (англ.). — говорили они. Этому приветствию их научили английские моряки.

— Fuck you, Jack! — отвечал Уолли и протягивал сигарету.

Пиво в клубе отдавало луком, и они предпочитали русскую водку, крепкую, как этиловый спирт. Каждый раз, когда они садились на красные плюшевые диваны, составлявшие вместе со столами без скатертей всю обстановку клуба, вокруг поднималось облако пыли. Пол тоже был грязным, и Антон заметил, что, взяв в руки автомат, женщины уже не желают прикасаться к швабре.

Команда «Нимбуса» сидела в одном конце клуба, женщины — в другом. Они сняли рабочую одежду и облачились в платья, похожие на перешитые халаты, закололи волосы, но их широкие лица сердечками оставались такими же бесцветными, как и при дневном свете. Косметики у них не было.