Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

А через день показалось побережье Ньюфаундленда. Путь из Исландии занял двадцать четыре дня.

Они вошли в Литл-Бэй, и Кнуд Эрик отвез шкипера на берег. Нужно было переговорить с маклером и портовым начальством, и шкипер велел мальчику подождать. Вернулся шкипер со странным выражением лица. Кнуд Эрик взялся за весла и направился к «Кристине».

— Да, Кнуд Эрик, — произнес Баер непривычно доверительным тоном: обычно шкипер обращался к нему лишь для того, чтобы отдать приказ, — «Анна-Мария» не дошла.

«Анна-Мария», марстальская шхуна, отплыла из Исландии на восемь дней раньше «Кристины». Шкипер вздохнул и поглядел вдаль:

— Пропала, точно. Наверное, врезалась в айсберг.

Оставшуюся часть пути он молчал и все смотрел вдаль.

Вильгельм — вот о ком сразу подумал Кнуд Эрик, услышав слова шкипера. Вильгельм находился на борту «Анны-Марии». Он посмотрел на руки: они так сильно сжимали весла, что костяшки побелели, — сделал мощный гребок, чтобы очнуться, и чуть не свалился с банки.

— Смотри, куда гребешь, — сказал Баер.

Голос был рассеянным, почти мягким.

По вечерам Кнуд Эрик оплакивал Вильгельма, лежа в койке. Всплывал ли он два раза? Или сразу пошел ко дну, утянули тяжелые сапоги и непромокаемая одежда? Что он видел перед собой в последний миг? Пузыри в воде? Или застывший хаос льдов? Кнуду Эрику вспомнились неестественно прямые линии айсберга, который он увидел в первый день, проведенный среди льдов, вспомнилось, как жутко ему тогда стало. Может, в этот айсберг и врезалась «Анна-Мария»? О чем думал Вильгельм? Звал ли на помощь? А с чего бы ему звать на помощь? Кто же может отозваться посреди Атлантического океана?

Он вспомнил подготовительные занятия перед конфирмацией, конец детства: каждое воскресенье они сидели в церкви под моделями кораблей, которые на толстых канатах свисали с потолка символом христианского спасения. Он смотрел на заалтарный образ Иисуса, мановением руки усмиряющего бурю на Геннисаретском озере. Пел старые псалмы, написанные с мыслью о моряках и потому подлежащие заучиванию конфирмантами:

Так они пели. Пел ли Вильгельм в свои последние минуты, прежде чем корабль пошел ко дну? Или с ним случилось то, что так часто происходило с Кнудом Эриком пред заалтарным образом Иисуса на Геннисаретском озере, и он усомнился?

Где был Господь наш, когда бесследно исчезла «Гидра» с его отцом на борту? А может, Господь — как отец Вильгельма? Может, Он сидит, повернувшись к нам спиной, и ничегошеньки не слышит, когда дело пахнет керосином?

Кто вернется домой — дело случая. Никакого смысла он найти во всем этом не мог, и, верно, Вильгельм сознавал то же, когда уходил под воду в последний раз: что Господь глух и не слышит его.

Надо было вымыть трюм, подготовить к принятию груза вяленой трески. Пять дней они драили и скребли. Затем пол покрыли толстым слоем еловых ветвей. Сверху уложили березовую кору. Стены, так называемую обшивку, также покрыли корой, закрепив ее при помощи нагелей. Пахло крепко и свежо, непривычный аромат гор и леса. Как будто в трюме корабля построили хижину. Вяленая рыба — важный гость, и наконец ее жилище было готово.

Каждое утро происходило событие, на секунду нарушавшее однообразие погрузки. Мимо пришвартованной «Кристины» проплывала лодка. На веслах сидела юная девица с короткими черными волосами, открывавшими шею. Загорелая, с полными губами, раскосыми глазами и густыми бровями. Она гребла по-мужски — длинными, сильными гребками — и быстро продвигалась вперед. И всегда смотрела на «Кристину». А выстроившиеся вдоль борта моряки таращились в ответ. Девица не опускала глаз. Словно искала чье-то лицо.

Через два дня Кнуд Эрик понял, что она смотрит на него. Взгляды их встретились, он покраснел и отвел глаза.

Рикард и Альгот ее обсуждали. Девушка была одета в свободную фуфайку и молескиновые брюки, так что о фигуре судить было трудно. Однако в ее стройности сомневаться не приходилось, и это лишь подстегивало фантазию матросов.

А что до темных глаз и восточной внешности, то тут они не сомневались: не обошлось без лоцманского трапа — штормтрапа.

— По которому в Бангкоке на борт взбираются шлюхи, — пояснил Рикард.

Кнуд Эрик промолчал. Он предавался воспоминаниям о взглядах, которыми они обменялись с девушкой, и всякий раз краснел, вспоминая ее глаза.