Карстен Йенсен - Мы, утонувшие

— А мертвых удостоят могилы и креста, так ведь? — невозмутимо продолжал Альберт.

— Конечно-конечно, а как же иначе.

Карстенсен явно почувствовал, что разговор уходит не в то русло.

— Сходите на наше кладбище, командор Карстенсен. Там лежит много женщин, есть дети. Найдете там и пару крестьян, одного-двух предпринимателей, может, судового маклера вроде меня. А моряков там совсем мало. Они остаются в море. Им не ставят крестов. Нет у них могил, куда могут прийти вдовы и дети. Они тонут в чужедальних краях. Море — враг, который не уважает противника. У нас в Марстале своя война, командор Карстенсен, и с нас хватает.

В этот момент подняли тост за флот, и командор воспользовался случаем, чтобы прервать разговор с Альбертом, который, будучи предоставлен самому себе, снова погрузился в размышления.

В ту же ночь над памятником свершилось бесчинство. Толпа пьяных рабочих с верфи повалила дощатый забор, который соорудили для защиты памятника на то время, пока скульптор Йоханнес Симонсен не закончит выбивать надпись. Альберт тут же написал донесение в Эрёскёбинг полицмейстеру Краббе и уже через три дня получил ответ, где полицмейстер сообщал, что вандалов приговорили к штрафу общей суммой триста Пятнадцать крон за пьянство и нарушение общественного порядка.

По мере приближения дня открытия памятника беспокойство Альберта возрастало. К счастью, оставалось еще много работы. Он во всех подробностях изложил на письме историю мола, позаботился, чтобы документ запечатали в свинцовую трубку и вмуровали в фундамент памятника, затем принялся за вступительное слово, которое собирался произнести на открытии памятника. Он описывал камень так, словно это был человек со своими разочарованиями и надеждами, писал о жизни, в которой «перемешаны радости, скорби и несбывшиеся надежды и не всегда сбывается задуманное».

И тут Альберт остановился.

— Что же это ты такое пишешь? — спросил он самого себя. — Тебе надо прославлять мол и чувство единства. А ты себя в угол загнал.

Покачав головой, он погасил настольную лампу. Откуда эти сомнения? У самого Альберта не было причин сомневаться в деле своей жизни. Город процветал как никогда. Что и должно было ознаменовать установление монумента. Снова это проклятое головокружение. Предчувствия, головокружения, видения. Бабские штучки.

Он приготовился ко сну. А принесет ли сон отдохновение?

Сердито топнув ногой, Альберт попытался прогнать дурные мысли. Не хватало еще ему начать бояться темноты, точно маленькому ребенку.

И наконец настал этот день, 26 сентября. Пришли сотни людей. Альберт еще раз описал историю создания и существования мола. Хор молодых женщин спел сочиненную им на мелодию «Страну свою я стану защищать» песню, ему удалось не допустить в стихи и тени уныния.

Альберт снял огромный флаг, которым был задрапирован камень, в тот же миг собравшиеся стали бросать к памятнику многочисленные букеты. Председатель Комитета по портовым делам произнес благодарственную речь, торжественное мероприятие завершилось троекратным «ура» королю Кристиану Десятому, день рождения которого приходился как раз на этот день.

В тот же вечер в отеле «Эрё» был устроен ужин на сто персон, среди которых присутствовал полицмейстер Краббе из Эрёскёбинга; Альберт сидел рядом с его женой. Подавали жаркое из зайца, пирог и различные напитки. Альберт произнес заглавную речь, в завершение призвав все общество подняться, трижды прокричать здравицу его величеству и спеть песню «Король Кристиан стоял у высокой мачты», после чего зачитал составленную им самим телеграмму королю и попросил собравшихся присоединиться к поздравлениям. После много раз пили за отчизну, за флаг, знатные горожане произносили друг другу здравицы. В половине двенадцатого пришла благодарственная телеграмма от его величества. Затем состоялся бал.

Вечер для Альберта прошел без каких-либо происшествий. Он не выпадал из реальности, не испытывал предчувствий предстоящей гибели, у него не было видений, где приглашенные в нарядных одеждах вместе с великолепно накрытыми столами плавали по морю.

Около двух, в качестве хозяина вечера попрощавшись с последними гостями, он со спокойной душой завернул за угол на Принсегаде и отправился домой в объятия ночи без сновидений. Утром проснулся, думая, что в душе у него воцарились мир и покой.

Альберту Мэдсену было шестьдесят девять лет, он достиг всего, чего желал. Детей у него, правда, не было, и он жалел об этом, но город, в котором он жил, город, который считал своим, продолжал развиваться. На верфях шло бурное строительство, самая большая из них как раз сильно менялась: на смену деревянным судам готовились прийти стальные. Весной в украшенный по этому случаю флагами город нанес визит его королевское величество. В порту побывали военно-морские силы в лице шести торпедных катеров. Планировалось строительство нового здания почты и замена старой церковной башенки новым медным шпилем.