Виктория Платова - Мария в поисках кита

Пение китов сопровождает меня повсюду, куда бы я ни пошла, и это усиливает инфернальность происходящего. Обследовав первый этаж, я поднимаюсь на второй — и снова не нахожу дверей. Их нет в обеих спальнях, их нет в холле (он чуть меньше холла на первом этаже, зато здесь стоит бильярд).

При виде бильярда меня снова охватывают сомнения: умею ли я играть в него или нет? Скорее всего — нет, но даже если бы умела… Здесь нет кия и шаров. Стол — вот он, покрытый веселым зеленым сукном, и лузы — чудо как хороши. Хороши настолько, что их ослепительно сияющие сетки кажутся сплетенными из гривы мифического единорога. Стол — есть, а кия с шарами нет. Или они заперты в той комнате, где стоит телефон.

Отчаяние нарастает по мере того, как я, метр за метром, обследую оба этажа: здесь не только нет дверей, но и признаков того, что кто-то когда-то жил в этом гнездышке со всеми удобствами. Или хотя бы останавливался на ночь. Широкие буковые кровати в спальнях покрыты покрывалами, под которыми нет постелей, — лишь голые девственно-чистые матрасы. Платяные шкафы пусты, в комодах не сыщешь ни одного полотенца, ни одной простыни. Та же пустота царит в ящиках письменного стола на первом этаже. И я боюсь даже заглядывать в книжные шкафы — вдруг за корешками книг обнаружится та же пустота?

Что, черт возьми, здесь делает Кико? И что, черт возьми, он здесь убирает?..

За час бесплодных скитаний по абсолютно пустому дому в сопровождении ни на секунду не замолкающих китов я сто раз подхожу к Кико. И столько же раз отхожу: я не в состоянии увидеть его лица, всякий раз он оказывается проворнее меня — и успевает увернуться. Мне остается лишь беседовать с его спиной в старой ковбойке.

— Скажи мне, где эта чертова комната!

— Скажи мне, где этот гребаный телефон!

— Скажи мне, что это за сраное место?!

— Скажи мне, что телефона нет!

— Скажи мне, что нет этой гребаной двери! Вообще нет — и никогда не было!

— Скажи мне!..

Скажимне Скажимне Скажимне!

Спина и не думает откликаться.

Она продолжает перетирать все горизонтальные и вертикальные поверхности, на которых и без того нет ни пылинки. Ничего, кроме поверхностей, ей не остается, потому что на кухне отсутствует посуда. Все навесные шкафы пусты, а холодильник даже не подключен, Или я просто не вижу шнура. Или шнура нет вовсе.

В какой-то момент я перестаю думать о прозекторской пустом доме и переключаюсь на мысли о букинистическом, где жизнь так и кишела, подобно червям в гниющем трупе. Там был переизбыток всего: мелких предметов и предметов покрупнее; предметов из жести и из стекла, и старых фотографий, и старых книг. Там и шагу нельзя было ступить, чтобы на что-то не наткнуться. И даже кроличья нора наверху, и даже дышащие и еще неоформившиеся стены — в них был какой-то смысл, пусть и трудно уловимый. А во всем, что окружает меня сейчас, есть только пустота. И это не пустота начала книги, когда только приступаешь к сюжету, это — пустота уже законченной, но неполучившейся книги.

Я снова думаю о книге, вот проклятье!

И снова думаю о ВПЗР.

Я пыталась скрыться от этих мыслей в своем собственном дневнике, но ничего не вышло. Я пыталась бежать с острова, который показался мне плодом чужого и не слишком здорового воображения, — и таки убежала. И, очертя голову, бросилась в объятья другого острова. И, ослепленная своим легкомыслием, даже дала ему название. А теперь — все впустую, впустую… Все псу под хвост, впору просить Кико везти меня обратно…

Нет, везти меня в Санта-Полу.

Если он хоть когда-нибудь обернется ко мне лицом, потому что его спина глуха ко всему. Но даже если он обернется, и даже если согласится, и даже если мы отчалим отсюда на роскошном катере «Rosal», и даже если доберемся до Санта-Полы, что вполне вероятно… Где гарантия, что Санта-Пола окажется Санта-Полой, а не еще одной вариацией на тему гребаного Талего?

Я схожу с ума.

Или уже сошла.

А других вариантов нет, потому что ВПЗР по-настоящему интересуют только два эти состояния — надвигающееся сумасшествие и сумасшествие, уже накинувшее тебе удавку на шею.

Багрово-фиолетовую.

Я снова думаю о ВПЗР и пытаюсь отыскать в этом морге следы ее присутствия. Маленькую деталь, которая бы выдала ее с головой. Африканские скульптуры? Не похоже. Кретиническая кариатида с пепельницей на башке? Тоже нет. Я сама, бесцельно блуждающая по пустоте с ключом от несуществующей двери в руках? Может быть, но вряд ли… Мы — слишком крупные объекты для такой тонкой, почти ювелирной работы, как описание пограничных состояний. А речь должна идти о незначительной детали — пусть и не размером с булавочную головку, но где-то близко.