Екатерина Щербакова - Вам и не снилось… пятнадцать лет спустя

Как там говорила Алена? «Сейчас все происходит очень быстро. Жизнь чертовски ускорилась. И просто необходимо ускоряться вместе с ней».

На самом деле, время вместе с принадлежащими ему событиями сжалось, спрессовалось, сконцентрировалось, а календарь знай себе отсчитывает дни в прежнем ритме. Новый год по-восточному все еще не наступил…

…Когда почти двадцать лет тому назад я «пасла» свою дочь на лужайке в Мамонтовке, что возле Акуловой горы, а в дождливые дни горластая компания девчонок садилась мне на голову, не о прическе была моя боль. Маленькие чудовища тащили у меня со стола бумагу, и бывало, что рисовали прямо на обратной стороне рукописи, которая тогда еще не имела имени. Это уже потом, с легкой руки журнала «Юность», она стала называться «Вам и не снилось», а я сделалась главным гостем разного рода читательских конференций, где принимала умный вид знатока по всем вопросам любви до смерти. Потом мое самомнение, что я что-то знаю, мне откликнется. Но это через долгое потом… А через близкое на то же самое место в Мамонтовке стал приезжать красивый пожилой господин, и подросшие уже девчонки облизывали губки и ставили бровки невероятным изгибом. Они уже понимали, что красивый дедушка не просто так мимо шел, а кинорежиссер, а этим мужчинам полагается нравиться, так сказать, по определению. Однажды Илья Абрамович Фрэз снизошел до мелкого народа и сфотографировался с компанией немытых пяток и прищуренных хитрых глаз.

В этом году под солнцем, всходящим над Акуловой горой, в той же деревне Мамонтовке моя дочь шуганула с террасы свою дочь с компанией соплеменниц и стала быстро стучать на машинке. Подружек дочери, норовивших украсть бумагу, она гнала безжалостно в любую погоду, не то что я… Правда, ей было труднее с другим. С окружающими «творческую делянку» алкоголиками, которые то что-то строили, то то-то ломали, одновременно и постоянно решая самый неразрешимый вопрос нашей великой по объему страны - кто кого уважает.

Будем ли мы спорить, что мир очень и очень изменился? Что на смену старому и доброму романтизму, где героем был кинорежиссер, пришел нетрезвый прагматизм, орущий громко и невнятно? И дочь прагматизма, чья-то ни в чем не повинная кроха, не велит другим девочкам раскачиваться на качелях в ее сторону, потому что тогда «чужие ноги попадут на юридически не свою территорию».

К чему я это все? Брюзжу по немолодости своих лет? Разве я не знаю, как было раньше? Разве так уж все хорошо было в «романтизме», при котором царствующая тогда ложь довела мальчика моей повести едва не до смерти?

Нет, я защищаю не прошлое. Я защищаю мою дочь, в данном случае уже как бы и не дочь, а автора, на которого вы можете напуститься, прочитав эту книгу. Охолоньте. Другое время - другие песни. Автор продолжил историю моих героев, выросших и живущих сегодня. Оно всякое - это сегодня. В нем ставят детей сторожить межу, но маленькие сторожа вам столько умного и ехидного расскажут про все это, что я бы на месте родителей остереглась решать свои дела при детском ухе и детском глазе. Запоминают козявки, все запоминают и делают свои выводы. Я принимаю роман, написанный дочерью.

Не в моих силах и не в ее выстроить другую жизнь, чтоб было красиво. Главное же в этой истории мне бесконечно дорого: моя строгая к человечеству дочь понимает одну безусловную вещь - ЭТО никуда не ушло. И ЭТО по-прежнему называется старым именем - Любовь. В этой книжке есть надежда, что мы справимся с тем, что так дурно себя проявляет вокруг нас. Нельзя без надежды. У моей дочери подрастает дочь. Она смотрит на нас своими круглыми глазами и что-то такое думает о нас… О вас. Что?

Подтянитесь, господа!