Джеффри Арчер - Каин и Авель

Почти сразу же с началом второго курса появилась необходимость выбрать – точнее, быть приглашённым в один из клубов выпускников, которые доминировали на общественном ландшафте богатых студентов Гарварда. Уильяма приняли в члены клуба «Порсельянцев» – самого старого, самого богатого, самого престижного и самого благородного студенческого сообщества. Он любил проводить время в помещении клуба на Массачусетс-авеню (расположившегося, как ни странно, прямо над дешёвым кафетерием «Хэйес и Бикфорд»), сидя в удобном кресле и решая задачу четырёх красок, или обсуждая возможные последствия процесса Лоеба-Леопольда [6], или лениво наблюдая за происходящим на улице через специально повешенное под углом зеркало. При этом ему нравилось слушать огромный новомодный радиоприёмник.

Во время рождественских каникул Мэттью уговорил Уильяма покататься на лыжах в Вермонте; юный Каин провёл там неделю, и ему постоянно не хватало дыхания, чтобы угнаться за своим тренированным другом, резво поднимавшимся в гору.

– Скажи, Мэттью, какой смысл в том, чтобы целый час подниматься в гору, чтобы за несколько секунд спуститься с неё с огромным риском для жизни и конечностей?

– А мне это нравится гораздо больше, чем теория графов, Уильям, – проворчал Мэттью. – Почему ты не хочешь признаться, что у тебя просто не получается ни подъём в гору, ни спуск?

Они очень много работали на втором курсе, чтобы держать марку, хотя каждый понимал это по-своему. В первые два месяца летних каникул они работали младшими помощниками управляющего банка Чарльза Лестера в Нью-Йорке, ведь отец Мэттью уже давно оставил любые попытки держать Уильяма подальше от своего детища. Когда наступили жаркие августовские деньки, они проводили время в основном в путешествиях по Новой Англии – либо на «Астре», либо под парусом на реке Чарльз, – стараясь как можно чаще менять своих спутниц. Они посещали любые домашние мероприятия, приглашения на которые могли раздобыть. Очень скоро они оказались в числе заметных фигур в университете, близко их знавшие называли одного Учёным, а другого – Спортсменом. Бостонское общество понимало, что девушке, которая выйдет замуж за Уильяма Каина или Мэттью Лестера, не придётся беспокоиться за своё будущее, но, как только на глаза бабушке Каин и бабушке Кэббот попадались движимые надеждой матери со своими миловидными дочерьми, – их тут же отправляли прочь.

18 апреля 1927 года Уильям отметил свой двадцать первый день рождения тем, что посетил последнее заседание совета опекунов его имущества. Алан Ллойд и Тони Симмонс подготовили все документы к подписанию.

– Итак, дорогой Уильям, – сказала Милли Престон таким тоном, будто с её плеч упала огромная тяжесть, – я уверена, что ты справишься с этими делами ничуть не хуже, чем мы.

– Надеюсь, миссис Престон. А когда мне понадобится потерять полмиллиона за пару недель, я буду знать, к кому обратиться.

Лицо Милли Престон стало ярко-красным, но она даже не пыталась возразить.

В фонде теперь было двадцать восемь миллионов долларов, и у Уильяма имелись определённые планы, как увеличить эту сумму, – он поставил перед собой задачу заработать свой первый самостоятельный миллион как раз к окончанию Гарварда. Это была небольшая сумма по сравнению с размерами фонда, но унаследованные капиталы значили для него гораздо меньше, чем баланс его собственного счёта у Лестера.

В то лето, дабы избежать новых атак хищниц в юбках, бабушки отправили Уильяма и Мэттью в путешествие по Европе, которое оказалось успешным для них обоих. Мэттью преодолевал все языковые барьеры и находил симпатичную девушку в каждой из европейских столиц. Он сказал Уильяму, что любовь – товар международный. Уильям нашёл повод представиться директорам большинства главных европейских банков. Как он потом сказал Мэттью, деньги – тоже товар международный. Молодые люди выехали из Лондона в Берлин, а оттуда в Рим, оставив за собой череду разбитых сердец и произведя должное впечатление на европейских банкиров. Когда к сентябрю они вернулись в Гарвард, оба были готовы засесть за учебники, чтобы окончить последний курс.

В холодную зиму 1927 года бабушка Каин умерла (ей было восемьдесят пять), и Уильям – впервые после смерти матери – заплакал.

– Не грусти, – сказал Мэттью после того, как его друг несколько дней пробыл в депрессии. – Она прожила долгую жизнь и дождалась возможности узнать, какую фамилию носит бог – Кэббот или Лоуэлл.