Елена Перминова - Бестолковый роман - Мужчины не моей мечты

– Вот и помести эту другую на мое место. – И ни минуты об этом не пожалела.

Третий, начальник отдела крупного банка, не мог понять, почему я не радуюсь его подаркам:

– Скажи, есть что-нибудь на свете такое, чем тебя можно удивить, – недоумевал он.

– Есть, – загадочно улыбалась я. – Но я тебе об этом не скажу.

Он не стал настаивать. А я больше не натягивала на себя дорогие шмотки имени его. В джинсах и свитере мне было удобнее.

Если и этот начнет меня спрашивать, какой парфюм я предпочитаю, значит, мою мечту о принце надо сдать в утиль. Я держалась за нее мертвой хваткой. Говорила, что люблю экспромт. Дождь посреди зимы. Снег в июне. Разбросанные по комнате апельсины. Разбитые чашки в серванте. Засохшие цветы в глиняном горшке. Детские книжки с картинками. Костер из старых фотографий.

Он взял меня за плечи, развернул к себе, уткнулся в меня лбом, провалился взглядом в мои глаза, поймал ритм моего дыхания и заговорил шепотом:

– А еще ты любишь вырезать из старых журналов картинки и развешивать в беспорядке по стенам. Обмазывать себя медом и обертываться простыней. Утром отлеплять себя от одеяла и выбрасывать его в мусоропровод. Варить суп из вермишели и риса. Завязывать банты на плюшевых игрушках. Звонить в дверь соседей и опрометью сбегать с лестницы. Ездить зайцем в общественном транспорте. Читать книгу с конца. Забывать про дни рождения родственников и делать им подарки без повода. Обрезать дорогие джинсы под шорты. Раскидывать на полу лепестки роз. Кричать посреди ночи с балкона.

– Откуда ты знаешь? – отшатнулась я от него.

– Я не знаю, я так хочу. Не люблю правильных людей, будто аккуратно очерченных по циркулю. Хочу, чтобы ты состояла из множества треугольников. Нет ничего увлекательнее, чем составлять из них свою жизнь. Ты согласна?

– Согласна. Я назначаю тебя своим главным конструктором.

– Одно условие. Завтра я уезжаю в Германию. Вернусь через три месяца. В свой дом. К своей жене.

– Так вы женаты? – перешла я на «вы»?

– Пока нет. Но это легко поправить. Я предлагаю тебе руку и сердце. Паспорт с собой?

Я с трудом восстановила дыхание. Никаких сомнений у меня не было. Я мечтала о неожиданности. Глупо было бы от нее отказываться.

Вечером я чуть не растаяла в собственной нежности. Он обмазал меня малиновым вареньем. Выложил – от ног до головы – из лепестков роз «люблю». Съел все буквы. Вымыл, тут же на постели, мягкой губкой с детским мылом. Взял на руки. Смахнул со стола на пол всю посуду. Сорвал мягкие, плотные шторы. Постелил, будто скатерть, осторожно поправив углы. Больше я ничего не помнила. Никогда не знала, что у блаженства нет времени и пространства. Меня будто накрыло морской волной. Теплой, ласковой, обещающей безмятежность. Сильной, пугающей, заставляющей подчиняться. Все вместе это называлось счастьем.

На фоне расписания международных авиарейсов в аэропорту они выглядели так же нелепо, как Иван Грозный со свитой в супермаркете. Обоим было лет по семьдесят-семьдесят пять. Один, своими усами, маленьким ростом и соломенной шляпой вместо котелка напоминал Чарли Чаплина. Давно не знавшие стирки и утюжки брюки висели на нем мешком. Синий, в крапинку болоньевый плащ сопровождал каждое движение шелестом. Вельветовые тапочки с разными шнурками: на одном – коричневые, на другом – желтые – в сочетании с холщовой сумкой придавали его гардеробу еще большую комичность. Лицо закрывала тень от старой, потерявшей форму шляпы.

Другой напоминал Деда Мороза без костюма: мохнатые, густые брови козырьком, белые, то ли седые, то ли выцветшие волосы и глаза – щелочки. Он все время моргал, потирал нос и не знал, куда деть руки. Одет он был без излишеств: брюки и рубашка с закатанными рукавами.

Говорили они одновременно, перебивая друг друга. Их нисколько не смущало, что авиапассажиры и встречающие оборачивались, задерживали на них взгляды и укоризненно покачивали головами. Им было не до этого. Тема их разговора не имела никакого отношения к окружающей действительности.

– А я когда пошел в 6-й класс и сдавал переводные экзамены, у меня был вопрос по «Капитанской дочке». Нам три раза ее прочитали, и надо было написать изложение. А я был грамотный, читал много, но вот где поставить точку с запятой, с этим у меня была проблема, – в отчаянии махнул рукой Чаплин.

– Не говори, и у меня та же беда, – успел вставить Дед Мороз.

– Так вот. Все написал, а запятые не поставил. И моя учительница, как сейчас помню – Степанида Федоровна, – вызвала меня в кабинет и говорит: «Ты что, Вася, так плохо повесть усвоил». А ей: «Так ведь, Степанида Федоровна, на пасеке с батькой был. Некогда было». А она, такая умная женщина, как сейчас помню, говорит: «Крестьянский труд, конечно, хорошо, но ведь без учебы сейчас никуда». Вот ведь видишь, как умно сказала. Так я после этого разговора всего Пушкина прочитал. До сих пор помню. Можешь проверить. «Толпою нимф окружена, стоит Истомина. Она, одной ногой, касаясь пола, другою медленно кружит, и вдруг – прыжок, и вдруг – летит...»