Дубравка Угрешич - Читать не надо!

Прощание с коммунизмом в Восточной Европе было прощанием не только с системой, но и с целой культурой. Это была двойственная культура: культура поддержки системы и культура сопротивления системе. Культура содействия системе и культура, направленная на ее подрыв. Культура сопротивления создала разнообразные виды и формы искусств, например «соцарт», главнейшей задачей которого было описывать и показывать мир советской идеологии, от сталинских лагерей до печенья «Октябрьское», с неизвестной стороны. Сегодня культуру сопротивления заменила культура момента. Исчезли советские, венгерские, чешские, югославские, польские и румынские фильмы. Писатели утратили свое место в социальной иерархии, они оказались на обочине. Многие художники очутились в эмиграции, вернулись лишь единицы. Исчезла, не дождавшись переоценки, целая культура. При коренных политических изменениях, таких, как крушение коммунизма, уже не размышляют о целесообразности слов и поступков. Скажем, в Литве и Эстонии кириллица умудряется чудом выжить только в тех местах, где ее вытравить невозможно: на крышках канализационных люков!

Говорят, нет уже больше печенья «Октябрьское». Идол современной культуры — «Суп Кэмпбелла» — не сходит с полок американских супермаркетов. Миллионы американцев вместе со знаменитым создателем бренда хлебают этот суп. В американских музеях присутствует Энди Уорхол. Все на своих местах. Если не считать того, что теперь «Суп Кэмпбелла» можно купить и в московских супермаркетах. Вместе с этим супом русские символически хлебают образ новой жизни и сопричастности «нормальному миру». Суп — чудодейственный бальзам от многолетней травмы и одновременно ее утверждение.

Я не знаю, как другие посткоммунистические народы или страны относятся к своему прошлому, но я знаю, что бывшие югославы не оставляют своих шлепанцев у очага, чтобы их домашние духи — хранители памяти и преемственности — могли за ними последовать. Вместо этого бывшие югославы утверждают, что их дом был слишком мал и пропитан ненавистью, что им не терпится его снести и начать новую жизнь.

Уничтожая свой общий дом, постюгославские государства вели жестокую борьбу на два фронта. На одном уничтожалась память: шла борьба — и физически, и в умах, — против всего югославскою. На другом фронте местные идеологи принялись создавать фантомы национализма. Национальная культура съежилась до отражения расплывчатого национального самосознания и утверждения этих фантомов.

В результате, представители постюгославских национальных культур оказались среди руин, ими же созданных. Под бременем троекратной травмы (язва коммунизма, крах Югославии и война, новоиспеченная национальная культура) — точнее, оказавшись в трижды неадекватной ситуации, — писатели, художники и интеллектуалы не хотят бередить свои раны. Не способные взглянуть в прошлое, в котором выросли, чтобы понять причины, порушившие их жизнь, они послушно принимают то, что им навязывают, и тем самым увековечивают неадекватный язык. Не смея противостоять переменам, они приноравливаются к новой ситуации, как будто ничего и не произошло.

Недавно я путешествовала по Восточной Европе с группой писателей. В небольшом местечке на границе Польши с Россией нас встречали хлебом и солью шеф местной полиции, начальник станции, местная учительница, обратившаяся к нам с приветствием, а также женский фольклорный ансамбль. Сверкая золотыми коронками на зубах, женщины плясали и пели, как бывало всегда.

На железнодорожной станции в Вильнюсе нас уже ждал иной прием. В зале ожидания вокзала на сцене играл какой-то джаз, по углам были расставлены трибуны, и стоявшие на них люди одновременно декламировали стихи: китаец декламировал на китайском, американец — на английском, литовец — на литовском и русский — на русском. Все, повторяю, происходило одномоментно: поэты со стихами — сами по себе, джаз — сам по себе. Это какофоническое действо было порождено травмированным сознанием восточноевропейского творца. То был продукт нового агитпропа. Представление несло в себе скрытый смысл: мы, литовцы, теперь западные европейцы, мы ни имеем ничего общего с коммунистической (читай: русской) культурой, мы космополиты, мы общество синтезированных культур, подобно остальной Западной Европе, мы не станем утомлять гостей фольклорными притоптываниями, не будем тыкать вам под нос хлеб с солью, мы — «нормальные люди». Чуть погодя я узнала из путеводителя по Литве, что Вильнюс — географический центр Европы (что имелось в виду?), что мать Папы Римского — по происхождению литовка, что нацисты (какие именно?) и впрямь нехорошо обращались с местными евреями, но и сами литовцы едва выжили в условиях тяжкого гнета русских коммунистов.