Хелене Ури - Лучшие из нас

— Все хорошо, Пол, — сказала она со снисходительностью в усталом голосе.

Мама, Нанна и Пол сидели вокруг столика из красного дерева, посреди стола стояла старая (и не совсем чистая) хрустальная ваза с тремя каллами, которые Нанна принесла маме. Их простые линии и запах свежести казались чужеродными в маминой беспорядочной, забитой вещами гостиной. Даже Пол, несмотря на отсутствие интереса к цветам и интерьерам и влюбленность в Нанну, видел, что бело-желтые цветы совершенно не сочетаются с бархатным диваном, грудами книг, грязными окнами и сильно пахнущим жасминовым чаем.

Он жевал свою кокосовую булочку. Мама улыбалась, Нанна улыбалась ей в ответ. Вот Нанна наклонилась и положила руку на мамин локоть. Все идет хорошо! Пол почувствовал облегчение. «Кажется, две мои женщины нашли общий язык», — подумал он, испытывая удовольствие от притяжательного местоимения «мои».

Мама расспрашивала о проекте, Нанна восхищалась вкладом Пола в его разработку, а Пол превозносил Нанну до небес. Но вот все закончилось, Нанна встала:

— Простите, что не могу посидеть подольше, но мне надо идти, а то не успею в театр.

Он проводил ее в прихожую, помог надеть пальто с меховой отделкой, последовал за ней на лестницу и вниз по ступенькам до самых синих входных дверей и там поцеловал ее на прощание. Он поцеловал Нанну в лоб, хотя почувствовал, что мог бы поцеловать и в губы, потому что всегда кажется, что ее рот готов к поцелую, а сейчас и ее глаза не возражали против поцелуя в губы. Он не совсем понимал, выбрал ли лоб Нанны, а не ее губы, из-за маминого присутствия четырьмя этажами выше или же из-за существования Кристиана с буквы «К».

Нанна такого низкого роста, что для того, чтобы поцеловать ее, ему приходится нагибаться. Чтобы оказаться одного с ней роста, он может либо свеситься, как великан с печи, либо согнуть ноги в коленях. Обычно он предпочитает сгибать спину, а не колени, что сделал и сейчас. И вот теперь, выпрямившись после поцелуя, Пол стоял, вытянувшись во весь рост, и смотрел сверху вниз на Нанну, точнее на ее макушку, потому что она склонила голову. Он не мог не заметить, что она осветляет волосы, что у корней волосы на несколько тонов темнее, чем остальная шевелюра, которой он восторгался как в одиночестве, так и в обществе мамы и Мортена. Он не удивился, он полагал, что, вероятно, на свете меньше женщин с естественным цветом волос, чем крашеных, но тем не менее почувствовал легкое разочарование, словно она его одурачила.

— Мне надо идти, — произнесла она, он открыл перед ней дверь и смотрел ей вслед, пока Нанна не свернула в один из переулков, отходящих от улицы Фагерборггатен.

Запыхавшись, Пол вернулся в квартиру, и, естественно, ему не терпелось узнать мнение мамы о Нанне, о «моей избраннице», как он весело именовал ее.

— Пол, — сказала мама очень серьезно.

— Да?

— Мы должны поговорить об этом.

— Она тебе не понравилась?

— Нет. Она мне не понравилась. — Мама помолчала некоторое время, потянулась за своей чашкой, но больше не могла сдерживаться. Пола прошиб пот, когда ее ладони с громким восторженным звуком вновь и вновь стали ударяться друг о друга: — Она мне не понравилась. Я в нее тоже влюбилась. Она просто феноменальная!

— Да, правда? — сказал он с облегчением.

— Чудесные глаза.

— Да!

— Фантастические волосы.

— Хм-м, — произнес Пол.

— Красивые руки.

— Да, это точно, — подтвердил Пол, довольный, словно создал их сам. — И славный носик.

— Как маленькая кнопка, — сказала мама.

— Да, — ответил Пол. — Такой славный и такой маленький.

— У вас будут красивые дети.

— Ну мама!

— И мне кажется, тебе только на пользу общение с решительной дамой, — произнесла мама.

— Решительная? Нанна?

— Да, она прекрасно знает, чего хочет.

— Да, но мне кажется, что как раз это не самая характерная ее черта.

— Но она на самом деле решительная, Пол. Я уверена.

— Ты словно хочешь намекнуть, что она властолюбива и манипулирует людьми.

— Нет-нет-нет, — запротестовала мама, смеясь, — перестань, пожалуйста!

Пол тоже засмеялся. Сначала он преданно и ласково смеялся над мамой, потому что истолковал ее реакцию как признак ревности и чувства собственничества. Потом он горько смеялся над собой, над своей гиперчувствительностью и чрезмерной реакцией. Конечно, то, что Нанна понравилась маме, значило для него очень много. Он смеялся и сердился одновременно, потому что очень ждал того момента, когда они с мамой наконец поговорят обо всех замечательных качествах Нанны, а мама вместо этого говорила, что та несовершенна. Пол протянул руку, чтобы снова в шутку схватить маму за кончик носа, но передумал. Он устал и больше не мог шутить.