Хелене Ури - Лучшие из нас

— Твое здоровье, — произнесла Нанна после паузы в их разговоре, и это была совершенно уместная реплика, нейтральная, веселая, побуждающая к действию. Они подняли бокалы и проделали весь ритуал: заглянули друг другу в глаза, сделали глоток, кивнули друг другу — и отчаянно попытались вернуться к тону, царившему в их разговоре до секса, до короткого рассказа о Кристиане, до истории с пением в трамвае. У них почти получилось.

Когда Нанна и Пол осушили бутылку вина, они договорились, что будут отмечать окончание революционного лингвистического проекта тоже бутылкой «Сассикайа 1995». Каждый раз, когда у них будет подобный повод, они будут пить это вино, проще говоря, это станет традицией.

С некоторым облегчением они констатировали, что вина больше не осталось, что уже поздно, а Нанне надо рано вставать. На следующий день она должна была ехать в Стокгольм на встречу по оценке программы обмена студентами-лингвистами между скандинавскими странами, куда ее командировал Паульсен.

— Я ничего об этом не знаю, но думаю, что Паульсену ужасно не хотелось ехать самому, — сказала Нанна и добавила, что у этой поездки есть и положительные стороны, например, она успеет встретиться со своим нейролингвистом. — Он, естественно, еще не знает, что мы, то есть ты, сегодня нашел недостающее звено. Я мечтаю увидеть его лицо, когда преподнесу ему завтра готовую формулу. Глагольная фраза как проекция языка программирования! — И она, как и раньше, захлопала в ладоши от восторга и в этот момент стала так похожа на маму, что у Пола ком подступил к горлу.

Они стояли в прихожей, Пол вызвал такси, оно было уже в пути. Нанна надела пальто, Пол взял ее лицо в свои руки и целовал ее веки, снова и снова.

— Прости, — бормотал он.

— Я позабочусь о том, чтобы Кристиан переехал, — сказала она, не открывая глаз.

Несмотря на то что в первый раз Нанна расплакалась, они продолжали заниматься любовью на арбузно-красном диване, как только представлялась возможность. Это происходило не очень часто, но достаточно часто для того, чтобы Пол начал испытывать угрызения совести. Не из-за Кристиана, а из-за того, что Нанне не удавалось скрывать мучений по поводу неверности. Потом они всегда лежали, обнявшись, потные от любви, уставшие и удовлетворенные, и каждый раз Пол целовал ее веки, как тогда, в прихожей. Он решил больше не беспокоить Нанну разговорами о Кристиане. Рано или поздно у нее хватит мужества и сил покончить с ним, а Пол ей в этом поможет.

Как непривычно было видеть Нанну на бархатном сине-сером диване в маминой гостиной. Она чужая здесь. То, что она сидит посреди маминого дивана с уверенностью на лице и улыбкой в глазах — это большая ошибка. Внезапно Пол начал испытывать неудобство и больше не мог смотреть на Нанну.

Мама Пола сбегала в кухню и обратно («Извините за метания», — сказала она и кивнула Нанне), принесла чашки, чайник и блюдо для кокосовых булочек — ради такого случая она решила не выкладывать их просто на стол. На столике из красного дерева много жирных кругов от огромного количества кокосовых булочек, съеденных за долгие годы, и это помимо светлых окружностей от чашек и стаканов. Хотя Пол заранее предупредил, что они придут вдвоем, мама не слишком озаботилась наведением порядка. Стол она, конечно, протерла, но от жирных пятен просто так не избавишься. Клочья ворса мягкими комками лежали вдоль стен, окна были пыльные, повсюду стояли неаккуратные и неустойчивые кипы книг. Но все следы маминого литературного alter ego [54] Второе «я» (лат.). были уничтожены, а дверь в будуар Паулетты заперта.

Нанна с благодарностью согласилась выпить чая, но отказалась от кокосовых булочек. Она сказала, что собирается с подругой в театр, поэтому зашла ненадолго.

— Спасибо, мама, — поблагодарил Пол и взял кокосовую булочку, но он так нервничал, что когда коснулся ее большим и указательным пальцами, то немного не рассчитал силу и шоколадная глазурь расплылась по кончикам его пальцев. Когда десять минут назад мама открыла им дверь и Пол должен был представить ее и Нанну друг другу, он вспотел. Но он говорил правильные слова, улыбался и, наверное, казался таким же, как всегда. Во всяком случае, он был уверен, что Нанна ничего не заметила, но когда они на мгновение остались наедине с мамой, та бросила на него изучающий взгляд. Он взял ее за кончик носа и покрутил его, но эта ласка не произвела обычного магического эффекта: мама не рассмеялась, а продолжала смотреть на него.