Хелене Ури - Лучшие из нас

Но этим утром в большом кабинете двадцатипятилетний студент Александр Плейн действительно делал все что мог, чтобы удовлетворить сексуальный аппетит профессора Эдит Ринкель. Ему пришлось плотно сжать рот, он прокусил себе нижнюю губу, боясь издать громкий звук или испустить сладострастный вой.

«В кабинете хорошая звукоизоляция», — сообщила Эдит позже, когда он застегивал брюки. Это никак не было связано с ее предыдущими рассказами об узорах на крыльях бабочек-крапивниц, которые ему показались интересными. Но последнее замечание ему не понравилось, и он не сразу понял почему: у него появилась уверенность в том, что офисная любовь и расчет децибеллов производимых при этом звуков ей были не в новинку. Кроме того, это означало, что Эдит не наслаждалась его любовным искусством, поскольку смогла заметить, что он сдерживался. Он и раньше боялся, что не справится, что покажется ей недостаточно мужественным, что она сочтет его недостаточно опытным и умелым любовником.

Эдит Ринкель поняла, что Александр сдержал сексуальный крик, но она не замечала неуверенности своего юного воздыхателя. Но даже если бы она заметила ее, то вряд ли сказала бы ему, что он хороший любовник. Эдит Ринкель любит иметь преимущество перед другими.

Мужчина лет пятидесяти приблизился, беззвучно шаркая ногами, к столику в кафетерии, за которым все еще сидели Нанна и Пол. Он довольно полный, поверх рубашки у него сине-белая вязаная кофта, а вокруг ширинки — концентрические грязные круги. На нем очки, настолько утрированно несовременные, что если бы они сидели на носу у стройной двадцатилетней девушки, их посчитали бы модными. С большим энтузиазмом он плюхнул свою чашку кофе на их столик, наклонился к Полу и восторженно произнес, переходя in mediae res, [38] Прямо к делу (лат.). что свойственно таким далеким от жизни филологам:

— Я больше не провожу категоризацию по языкам. Я перешел к тематическому подходу. Э-э-э, другими словами, к семантическим полям. Например, пушные звери, слова для обозначения рыб и других морских зверей.

— Ах вот как? — произнес Пол, слегка откидываясь на стуле. Его голова все еще была занята мыслями о молодых любовниках Ринкель, но вот уголки его губ напряглись, а глаза сузились, словно он вот-вот расхохочется. И с какой стати он должен беспокоиться по поводу сексуальных предпочтений Ринкель?

— Сейчас я занимаюсь темой еды. Хотите приведу несколько примеров?

— Ну, — начал Пол и кивнул Нанне, которая поднесла чашку ко рту и малюсенькими глотками пила чай, наверное уже совсем остывший.

— По-итальянски это может называться figa или fica, что означает «фига». По-голландски prium, то есть… э-э-э…

— Слива, — сказал Пол, с беспокойством поглядывая на Нанну.

— Да, точно. Немцы тоже говорят и «фига», и «слива», — продолжал странный человек. Он щурился от яркого света в кафетерии через свои толстенные очки. Кожа его была бела как мел, как у зверя, всю жизнь прятавшегося в темноте под камнями. Он облизнулся.

— В испанском — «манго», во французском — «вишня». В турецком существует длинный список фруктов и овощей: артишок, или enginar, арбуз — karpuz, каштан — эээ…. да, kestane.

— Послушайте, давайте поговорим об этом позже, — попросил Пол.

— Э-э-э, да, — ответил собеседник, и у него изо рта вытекла тонкая струйка слюны. — На фарерском можно сказать «фрикаделька».

Он взял свою кружку. Из кармана его рубашки, выглядывающей из-под кофты, торчал сверток с бутербродами. Он повернулся к Нанне и Полу толстым помятым задом и широкой спиной и направился к группе людей, среди которых была Гюдрюн Змеиный Язык. Они сидели за большим столом почти в центре зала. Отойдя на пять-шесть метров от столика Пола и Нанны, он обернулся и громко произнес:

— Финны говорят piirakka, то есть «пирог». Если бы вы увидели финский пирог, вы бы поняли почему. Хе, Пол?

Он засмеялся, вытер рот рукавом и побрел дальше.

— Господи, кто это был? — спросила Нанна, не отводя взгляда от странного человека.

— Один из скандинавистов, — весело объяснил Пол. — Он редко выходит за стены своей кафедры. Он сидит в корпусе Хенрика Вергеланна, в его старой части, в самом конце самого темного коридора. Ты там бывала?

— Нет, только на верхних этажах, где сидят лингвисты. Я вообще никогда не сталкивалась со скандинавистами.

— Не знаю уж почему, но вон за тем столиком их целая толпа, — сказал Пол, кивая в сторону стола, за которым устроился бледный толстый скандинавист. — Может быть, они просто пришли к нам на экскурсию. Захотели посмотреть, как живем мы, футлингвисты.