Хелене Ури - Лучшие из нас

Внезапно в аудитории началось движение, кажется, исландец сказал что-то такое, что все бросились записывать. Паульсен вернулся в нормальное положение, взял ручку и начал делать заметки на одном из листков из папки, которую все получили при регистрации утром. Наполовину пустая ручка «Бик» Паульсена, колпачок которой был изгрызен до белизны, быстро скользила по бумаге. Время от времени он вскидывал голову, словно на самом деле слушал и записывал все, что говорит докладчик. (Если бы Пол наклонился вперед и заглянул через плечо Паульсена, он бы увидел, что на листке были записаны только слова «фонология», «твердый приступ» и «подростки», последнее три раза подчеркнуто жирными чертами, остальная же часть листа была разрисована пышными фигурами танцующих женщин и гоночными автомобилями с непомерно большими колесами.)

Через два стола от Паульсена восседала профессор Ринкель. Она сидела с совершенно прямой спиной, не касаясь спинки стула. На ней было голубое платье из тонкой ткани. Натуральный шелк, подумал Пол. Материя призывно обтягивала ее грудь, и Пол наслаждался этим зрелищем столько, на сколько у него хватило смелости. Вокруг шеи она повязала легкий, как пушинка, почти прозрачный платочек. Глаза Пола мечтали снова опуститься на ее грудь, но он заставил себя смотреть выше. Бело-коричневый платочек был украшен рисунком из мелких треугольников, и чем дольше Пол смотрел на них, тем быстрее они наезжали друг на друга, создавая новый запутанный узор. Темные, до плеч волосы Ринкель блестели. Руки лежали вдоль тела, кисти были спокойно сцеплены, грудь медленно поднималась и опускалась в такт дыханию. Он снова остановил взгляд на ее платочке. В аудитории начали посмеиваться. Наверное, этот Гудмундссон сказал что-то остроумное.

Примерно через полминуты после того, как стихло осторожное хихиканье, засмеялась и Ринкель. Ее смех был чист и тверд, как стекло, и одно из ее колец начало отбрасывать блики. Пол вздрогнул, и когда он перевел взгляд на собственные руки, лежащие на столе, то какую-то долю секунды ему казалось, что они покрыты белыми и коричневыми треугольниками. Он тряхнул головой, и рука снова приобрела нормальный вид. Не глядя больше ни на свои руки, ни на Ринкель и Паульсена, ни на других слушателей, Пол попытался сосредоточиться и вникнуть в слова исландца, продолжавшего свой доклад. Тот рассказывал о phonological language changes [5] Фонологических языковых изменениях (англ.). в диахронической перспективе, и Пол помнил еще по Грацу, что доклад не особенно интересен. Единственным отрадным моментом в его выступлении были две-три шутки — и он определенно только что произнес первую из них. Пол не мог точно сказать, плюс это или минус, но Гудмундссон, как и большинство его соотечественников, не выговаривал сибилянты, и language change он произносил как ленгуисс сейнс.

«Невероятно интересно», — сказал профессор Паульсен Полу после того, как они прослушали этот доклад в Граце. «Да-да», — ответил Пол. «Бред собачий и жалкий выбор теории», — фыркнула Ринкель и промчалась мимо них. Получилось так, что Пол с профессором Паульсеном в тот раз выходили из аудитории одновременно с исландцем. «Very interesting, I must say», [6] Очень интересно, должен отметить (англ.). — сказал Паульсен и улыбнулся Гудмундссону. «Yes, indeed», [7] Да, это правда (англ.). — произнес Пол — а что еще он мог сказать? «Thanks», [8] Спасибо (англ.). — ответил исландец. Потом они представились друг другу, обменялись визитками, улыбками, вежливыми фразами и очевидными банальностями.

Доклад приближался к концу. Пол сосредоточился, он заинтересовался, будет ли концовка такой же, как в прошлый раз. Она оказалась абсолютно такой же, по крайней мере по мнению Пола. Ему запомнилась странная интонация последнего предложения, благодаря которой первые несколько секунд после завершения доклада Гудмундссона никто не мог понять, что он закончил. Сейчас произошло то же самое, и аудитория наполнилась выжидательной неспокойной тишиной, после чего раздались первые неуверенные хлопки. Остальные подхватили их, прозвучали нерешительные вялые аплодисменты, как будто в действительности никому это все не интересно, как будто никто не слушал, как будто все хотели бы находиться в другом месте. Исландец сделал легкий поклон, собрал свои бумаги и вышел из аудитории. Красные пятна на его лице и шее исчезли. Он стер тыльной стороной ладони пот со лба и выглядел удовлетворенным и довольным. Он внес свой вклад в науку, теперь можно отдохнуть.