Леонид Сергеев - До встречи на небесах

Еще будучи студентом архитектурного института, Яхнин занялся поэзией; больше, конечно, крутил романы, но все же успевал пописывать и стишата. После окончания института он два года работал в проектной мастерской и, по его словам, принимал участие в создании Зеленограда — то есть, как молодой творец пошел семимильными шагами в гору и ему уже светили всякие премии, но он почему-то сбежал с той горы и полностью переключился на литературу (некоторое время в нем архитектор боролся с писателем, но потом со стороны Яхнин посчитал путь писателя более легким и выигрышным).

Бесспорно, Яхнин мощная фигура; он выдумщик, у него врожденное чувство слова и трезвый, расчетливый ум. Это сочетание — способностей и практичности (а о его деловой хватке, умении приспосабливаться к новым требованиям и вкусам, ходят легенды; у него редкое чувство момента — он, как паук, мгновенно улавливает колебание паутины) сразу же дало результат — с оглушительной скоростью он выпустил несколько книжек сказок и его приняли в Союз писателей.

Вскоре «Мастер момента» нашел собственную жилу — югославских поэтов, и начал делать подстрочники по словарю, но позднее познакомился с югославкой, которая была замужем за русским, намурлыкал ей что-то, влюбил в себя, и полгода она сидела над его текстами.

В двадцать пять лет Яхнин женился на сокурснице по институту, и после рождения сына некоторое время являл собой пример добропорядочного семьянина. (По словам Мазнина, в то время, используя набор приемов, прямо-таки штамповал сказки; некоторые печатал под фамилией жены). Когда мы познакомились, он уже был в разводе и скитался по чужим квартирам, переезжал от одной крали к другой, причем у одной оставлял книги, у другой — одежду, поскольку покидал женщин внезапно, во время ссор. Закуривал и улепетывал. Вслед ему летели его вещи.

— Я как ящерица, — объяснял мне. — Лучше оставить хвост, но уцелеть самому.

Раз в неделю Яхнин навещал бывшую жену и сына и ежедневно звонил им, справлялся о самочувствии и делах вообще.

— Что ты названиваешь? — не раз возмущалась его бывшая благоверная. — Хочешь вернуться в семью, возвращайся, а нет, так перестань нас терзать. И вообще, отдай ключи от квартиры и без звонка не появляйся. Я тебе что, соломенная вдова?! Я ведь могу кого-нибудь пригласить к себе.

Она была права — обормот Яхнин вел себя как собака на сене: возвращаться в семью не собирался, но и свободу жены стеснял, пока она не завела поклонника. Но еще раньше Яхнин устроил гражданский брак с Луковниковой — эта штучка вцепилась в него, как пиявка. Знающие люди говорили, что благодаря этой особе Яхнин и стал переводчиком югославской литературы и с ее помощью получил членский билет, а потом и влез во власть детской секции (из ящерицы превратился в крокодила).

Когда Яхнин ушел от Луковниковой (это было верным решением), мы стали встречаться почти ежедневно. В то время его, как и меня, не тяготило одиночество, но если я считал наше положение идеальным, то Яхнин придерживался мнения, что оно, это наше положение, — некое абсурдное совершенство. То есть, с одной стороны, он, как творческий человек, не может, чтобы «женщина вечно маячила» в квартире и «стояла за спиной, когда работаешь» (он справедливо считал, что день без работы — потерянный день); с другой — «глупо трястись над своей свободой и все же неплохо, когда кто-то заботится о тебе, разгружает быт и прочее». Короче, он пришел к компромиссному решению и время от времени заводил удобную сожительницу, но в загс, молодчина, не спешил.

— Жениться в нашем возрасте сложно, — объяснял разным праведникам. — Нужна «совершенная» женщина, которую хорошо знаешь, с которой общие интересы, привычки, а это наскоком не случается, только в совместной жизни. — И, обращаясь ко мне, добавлял: — Если уж в молодости не могли ужиться с женщинами, то сейчас и подавно.

— А по-моему, хорошо, что мы разделались с женами, — пыжился я. — Теперь можно серьезно заняться работой.

— Зачем нам жены? — откликался Яхнин. — Нас до сих пор кадрят женщины. Недавно еду в автобусе, одна юная девица прямо пожирает глазами. Я уж и кепку снял, показываю ей лысину, а ее ничего не останавливает, все смотрит, улыбается и шепчет свой телефон…

Яхнин постоянно вешает на друзей свои проблемы (чаще всего надуманные). Стоит кому-нибудь заикнуться о безденежье или о плохом самочувствии, как он не дослушав, скривившись, начинает плакаться:

— Ой, а у меня вчера там болело, сегодня здесь… — и дальше полчаса рассказывает про свои семнадцать болезней, про «скорбные листы» в поликлинике; ему всегда кажется, что его болезни тяжелей, чем у других (на жалобы о болезнях он, нытик, тратит половину жизни).