Станислав Олефир - Колымская повесть

Здесь откинулся полог, и в ярангу возвратилась бабуля. Она тоже сразу учуяла запах свежеиспеченного хлеба, какое-то время рассматривала висящую над печкой буханку, только потом перевела взгляд на меня и пыхтящего за спиной пса. Вместо того, чтобы сказать «Здравствуйте» или как-то объясниться, почему без спроса забрался в чужое жилище, я кивнул на пса и с обидой заявил:

— И это называется гостеприимство! Чего это он у вас? Сижу, греюсь, никого не трогаю, даже угостил колбасой, а он все съел, теперь бесчинствует. Не собака, а какой-то агрессор.

— На его шкуру сел, поэтому и сердится, — словно давно знакомому, объяснила бабуля — Он на ней всегда спит. Старый уже, мерзнет очень. Поэтому только возле печки сидеть любит.

Мне, конечно, жаль отрываться от тепла, но послушно перебираюсь на соседнюю шкуру и невольно улыбаюсь мысли, что таким способом меня запросто выживут из яранги. На одной шкуре у них спит собака, на следующей — другая, там дед, здесь — бабуля, словно в песенке:

Но ничего, как будто обошлось. Пес успокоился и ничего против меня не имеет. Улегся на отвоеванную шкуру, какое-то время виновато рассматривал меня. Мол, извини, брат. Сам должен понимать, радикулит подлый совсем замучил. Затем принялся выгрызать лед на лапах, поглядывая между делом то на меня, то на бабулю.

А она склонилась над печкой и принялась наливать суп в глубокую миску из нержавеющей стали. Точно такие миски Тышкевич притащил в мои избушки на Ханрачане. Не иначе, пастухи выменяли их у поселенцев на оленину, или наша колония и оленеводческие стойбища снабжаются из одного и того же склада.

Бабуля пристроила наполненную до краев миску передо мною, рядом положила кусок лепешки, ложку и уже потянулась к стоящему на краю печки чайнику, как вдруг ее взгляд упал на поминальный столик. Наверное, она не очень хорошо видит, к тому же в яранге даже в самую солнечную погоду сумеречно и, для того, чтобы рассмотреть то, что я прибавил на поминальный столик, ей пришлось наклониться совсем низко. Наконец рассмотрела, зачем-то передвинула шоколадку поближе к чашечке с водкой и вопросительно глянула на меня.

— У вас, наверное, кто-то недавно умер, да? — спросил я и тут же, не дожидаясь ответа, принялся рассказывать, что у моей сестры три года тому назад погиб сын, она от горя заболела, попала в больницу и сына хоронили без нее. Когда ее выписалась из больницы, он стал сниться ей каждую ночь. И всегда одинаково: стоит, плачет, зовет к себе. Она к нему, а он от нее. Сестра от этих снов чуть опять в больницу не попала. Хорошо, по соседству живет старенькая бабуля, она и научила — поминки справить надо. Сразу сниться перестанет. И, правда. Сделали все, как советовала, теперь он к ней во сне почти не является. Вы только не обижайтесь, но у нас все не так, как у вас делается. Для настоящих поминок нужно сладкую кашу-кутью из риса сварить, компот и еще лапшу с блинами. Вы конфет на могилу отнесли?

— Какую могилу? — не поняла бабуля.

— Обыкновенную. В которую мертвых хоронят. Нужно конфет на могилу положить и еще чего-нибудь из еды. Кто-то придет к могиле, угостится конфетами и помянет покойника хорошим словом. А тому будет приятно. У нас на Украине многие верят, что человек даже в могиле все хорошо слышит и узнает тех, кто приходит к нему, ухаживает за могилой или еще что там. Только сказать, конечно, об этом не может. У вас есть фотография того, кто умер?

Бабуля понятливо кивнула, вышла из яранги и скоро возвратилась со спортивной сумкой, на которой крупными белыми буквами написано «Бокс». Стряхнула с сумки снег, чуть в ней покопалась и подала мне довольно удачную, главное большую любительскую фотографию.

— Это бабушка Веем. Киномеханик дал, — объяснила она и скорбно поджала губы, но тут же, словно спохватившись, улыбнулась и принялась объяснять. — Это вот киномеханик Боря смеется, это Толик, а это бабушка Веем.

— А другой фотографии нет?

— Зачем, другой? — удивилась моя собеседница. — Всем хорошо видно. Я каждый раз смотрю.

— Ладно. Сойдет и так. — Милостиво соглашаюсь я и тут же ни с того, ни сего начинаю рассуждать вслух. — Значит, вместо бабушки Веем, соорудили это… — хотел сказать «чучело», но вовремя спохватился, — эту штуку из палок и всяких шкур? Бедная бабушка Веем! Зачем такое неуважение! Культурные люди. Передовая оленеводческая бригада, а не какие-то дикари в перьях. Нужно, чтобы каждый заглянувший в ярангу, сразу сообразил, по кому справляют поминки. Потом уже, как полагается у людей, угоститься кутьей, выпить компота или поесть блинов и вспомнить, какой замечательной женщиной была бабушка Веем. Как вкусно готовила еду, какие нарядные шила кухлянки, и вообще какой была неотразимой женщиной. О покойнике говорят или хорошее, или ничего. Поэтому поминки и называются поминками.